Дом лжи

Можно подумать, что это я вел себя безрассудно. А ведь я даже не собирался заговаривать с тобой о том разе. Я пришел говорить с тобой о другом – вернее, о другой, – но тебе и в голову не пришло, что речь может идти о ком-то, кроме тебя.

– А как же… моя мать? – спросил я, давясь словами.

– О. – Ты отвела глаза. – Серьезная болезнь твоей матери, конечно, осложняет ситуацию. Я это понимаю. И не пытаюсь встать между ним и ней. Даже не пробую.

– Но ты… уже встала.

– Послушай. – Ты поднялась из-за стола и подошла ко мне. – Пойми, теперь отношения твоей матери и отца совсем не такие, как раньше. Ты знаешь, что я имею в виду. Но он никогда ее не бросит. И никогда не перестанет заботиться о ней. А я – просто другая часть его жизни.

Но его жизнь – с мамой. Пока смерть не разлучит…

Ты подняла руку, точно давала клятву.

– Я никогда не сделаю ничего для того, чтобы твой отец оставил твою мать. Он всегда будет с ней рядом. Будет заботиться о ней. Любить ее. Я ни за что, никогда в жизни не стану этому мешать.

Я не знал, что и сказать. Твоя реакция казалась мне невероятной, я не мог тебя понять. Неужели люди на самом деле могут вести себя вот так? Неужели ты действительно так думаешь?

Мне хотелось вопить, орать, вцепиться в тебя обеими руками и сделать с тобой что-нибудь нехорошее. Но мои ноги точно приросли к полу. В горле разрастался ком, который мешал мне дышать. Это было похоже на кошмар, когда хочешь закричать, разеваешь рот, а голоса нет.

Ты взглянула на часики.

– Я должна помочь Биллу с приобщением материалов к делу. Я уже опаздываю.

Я не шелохнулся. Ты схватила свои вещи и прошла мимо, едва не оттолкнув меня с дороги. А я все стоял, неподвижный, как статуя, глупый мальчишка, бессильный, бесполезный скрипач, играющий, когда вокруг него горит и рушится Рим…

С того дня до нашей последней встречи прошло девятнадцать лет.

* * *

Три месяца спустя. Канун Дня благодарения, 2003 год. Я разговаривал с матерью, сидя у ее постели, пока она не уснула, чуть похрапывая, на спине.

Тогда я надел куртку, перчатки и вышел на задний двор глотнуть свежего воздуха. На улице заметно похолодало, но мне было все равно. У меня давно вошло в привычку выходить подышать после того, как я укладывал маму спать. Хотелось других запахов, других ощущений. Сам я никогда не болел по-настоящему и потому даже представить себе не мог, что она сейчас чувствует. Зато знал, каково это – изо дня в день наблюдать за деградацией любимого человека.

Я, конечно, привык, но не сразу. После ее инсульта прошло уже больше года, так что время притерпеться у меня было. Однако в последние месяцы мне стало тяжелее, ведь я поступил в универ, а значит, испытывал все треволнения и тяготы студенчества, не только в академическом, но и в социальном смысле – то есть, по сути дела, днем я начинал настоящую взрослую жизнь, а вечером возвращался в дом, где, в компании изменника-мужа, медленно, но верно заканчивала свое существование моя мать.

Дул сильный ветер. Я подставил ему лицо; ветер трепал мне волосы, забирался под куртку. Так я стоял несколько минут с закрытыми глазами.

Потом повернулся, чтобы зайти в дом, и увидел их. Они стояли на столике в углу веранды, возле газового гриля.

Бутылка из-под шампанского, пустая. И два стакана из розового пластика – дешевые, но в форме фужеров. Такие обычно покупают в универсамах для пикников или концертов на открытом воздухе.

Вот только моей матери уже нельзя было алкоголь, ни в каком виде.

Два фужера, а не один. Два розовых пластиковых фужера.

Я подошел к столу и стал разглядывать стоявшие на нем предметы. Бутылка была из-под «Лоран-Перье», ультрабрют. Я тогда совсем не разбирался в шампанском и не мог сказать, что это за марка такая – дешевая или, наоборот, очень дорогая, но одно понял сразу: шампанское – не то, что обычно пьют в мужской компании, встречаясь с друзьями.

Я вытер рукавом рот и так долго стоял, глядя на эти стаканы, что совсем замерз. Меня даже затрясло от холода.

Тогда я пошел в дом и взял там мешок для мусора. Вернулся с ним на веранду, смахнул в него бутылку и фужеры и завязал узлом, молясь про себя, чтобы моя мать ничего этого не видела.

Отцу в тот вечер я не сказал ни слова. Просто ушел к себе и закрыл дверь.

* * *

Счастливого Дня благодарения 2003 года!

– Это же всего одна ночь, – объяснял отец, моя тарелки, которые я вытирал. Мама легла спать час назад. – Это потенциальная клиентка, она побывала в катастрофе…

– Кто назначает деловые встречи на следующий день после Дня благодарения? И кто остается ночевать у клиентки?

– Я же говорю тебе, – продолжил он, открывая шкаф и убирая туда поднос. – Семья живет в Канкаки, оттуда далеко ехать…

– Чушь.

Он обернулся ко мне:

– Что ты сказал мне, молодой человек?

– Я сказал – чушь. Ты все еще встречаешься с ней, так? Ты же обещал мне, что перестанешь, а сам… все еще встречаешься с ней, да? С Лорен? – Ее имя словно обдало мой язык ядом.

– Саймон…

– Да или нет, папа?

– Придержи… – Он поднял взгляд к потолку. – Говори потише.