– Техника тогда была еще не та, что сейчас, – перебивает его лейтенант Таркингтон. – Саймон ездил на старом автомобиле, без джи-пи-эс-навигатора, без функции памяти, так что проверить, куда он ездил в ту ночь и ездил ли вообще куда-нибудь, мы не могли. На шоссе еще не было камер слежения, как сейчас. Если он останавливался где-нибудь на заправке, то не пользовался кредиткой. А ведь мы тогда прошерстили все заправки вдоль всего шоссе от Сент-Луиса до Чикаго, снимали показания за ту ночь со всех камер… Правда, оказалось, что на некоторых заправках камеры были не рабочие, а так, для вида, на других записи той ночи уже затерли, а на тех, которые сохранились, Саймона Добиаса не было.
– Нам нечем было опровергнуть его утверждение, что он всю ночь сидел дома и готовился к экзамену, – говорит Рик Галли. – Ничего не указывало на то, что он врет. Окружной прокурор завернул наше дело.
– У него, кажется, сохранился чек за пиццу, которую он заказал на дом, или нет? – уточняет Таркингтон.
Да. Джейн видела его в папке с документами по тому делу, присланной из Сент-Луиса.
– Да, черт, о нем-то я и забыл… – Галли хохочет. – Мы же по нему вычислили временной промежуток. Он расплатился кредиткой за доставку пиццы в самом начале вечера, часов, кажется, в пять. Разносчик пиццы подтвердил, что Саймон сам открыл ему дверь и сам принял заказ. А еще дал ему очень большие чаевые, это я тоже помню.
Джейн фыркает. Большие чаевые обычно дают, когда хотят запомниться.
– Умный парень, – шепчет Энди Тейт.
– В общем, от момента доставки пиццы вечером до появления парня на экзамене в восемь часов утра прошло ровно столько времени, сколько нужно, чтобы доехать до Сент-Луиса, пырнуть там кого-то ножом и вернуться в Чикаго. Впритык, но хватало, – говорит Таркингтон.
– Почти безупречное алиби, – поддакивает Галли.
– А больше вы никого не подозревали? – спрашивает Джейн.
– А кого еще-то? У отца в доме были деньги, но следов грабежа мы не обнаружили. У Теда могли быть враги в тех компаниях, от которых он добивался огромных компенсаций за ущерб здоровью работников, но большие компании обычно не убивают адвокатов истцов. То есть они, может, и убивали бы, да какой толк: одного убьешь, на его месте тут же другой выскочит.
– Девушки у Теда Тобиаса тогда не имелось, – говорит Таркингтон. – Вообще, судя по тому, что нам о нем рассказывали, женщины были его слабым местом. Он пользовался услугами эскортниц, крутил романы с девушками, которые у него работали… Но ничего серьезного ни с кем из них. Наверное, урок Лорен Лемуан не прошел для него даром. Правда, тогда мы ничего не знали о Лорен – нам сообщили о ней из полицейского управления в Грейс-Парк намного позже.
– Хотя мы и так почти сразу решили, что это Саймон, – вмешивается Галли. – Первая мысль, когда убивают богача: кому это выгодно? Кто наследник? Саймон. Наследство большое – сколько, миллионов шестнадцать, семнадцать? Правда, потом мы узнали, что с тех пор как Тед переехал в Сент-Луис, сын ни разу с ним даже не разговаривал. По телефону не звонил. С Рождеством ни разу не поздравлял. Так что, вполне возможно, он даже не знал, что ему причитаются деньги, и сколько, тоже мог не знать.
– Но дело даже не в деньгах, – говорит Таркингтон. – Дело в нем самом. В Саймоне. Когда мы допрашивали его, он был спокоен. Помню, я еще подумала – надо же, как ледышка… Никаких эмоций. А потом из полицейского управления в Грейс-Парк мы получили информацию о жалобе Саймона на Лорен Лемуан в две тысячи четвертом – это когда отец Саймона обманул его мать и позволил Лорен уйти со всеми деньгами, мать парня покончила с собой, а сам он после ее кончины попал в больницу для нервнобольных, где и провел некоторое время…
– Да, мы это читали.
– Ну вот, а потом мы узнали, как он подставил того борца, которому подмешал что-то в газировку. И еще что сразу после гибели Теда его сын позвонил своему психотерапевту, чего не делал уже несколько лет.
– Короче, одни сплошные звоночки, а доказательств никаких, – говорит Джейн. – Я вот чего не понимаю: зачем ему было ждать аж до две тысячи десятого? Мать-то умерла в две тысячи четвертом. В дурке он пробыл не так долго – месяцев восемнадцать-двадцать, что-то в таком роде. Это две тысячи шестой. Так чего он ждал целых четыре года? И почему вдруг решился в ночь перед выпускным экзаменом в колледже?
Повисает пауза. Все участники конференции задумываются над вопросом Джейн. Вдруг Бренда Таркингтон начинает громко хохотать, а Галли подхватывает.
– Я сказала что-то смешное?
– Нет, сержант, ничего смешного. Мы не над вами смеемся, – говорит Таркингтон. – Просто мы тоже задавали себе эти вопросы. Чего он ждал столько лет? Время шло, он получал образование, диплом престижного колледжа был у него почти в кармане, дальше маячила карьера в престижной юридической школе… Еще чуть-чуть, и он будет в полном шоколаде. Так зачем ему было мстить отцу именно тогда?
– И что вы себе ответили?