Вчера дед приехал в дом Леви. Он, как всегда, нагрянул неожиданно, так, что никого не было, чтобы его встретить. Все разбежались развлекаться в воскресный вечер. Даже Фрида в сопровождении Франца пошла в кино. Дом оставили на попечение старого садовника, и он выполнил в полной мере возложенное на него – рассказал историю детям и уложил их в постель, справился у господина Леви о его здоровье и о том, необходимо ли ему что-либо. Убедившись, что тот уже в постели и ни в чем не нуждается, садовник ушел в свою комнату в конце дома, лечь, как обычно, в воскресный вечер и почитать сочинения Бебеля, вспоминая давние чудесные дни, когда учил теорию из уст самого Бебеля в вечерней рабочей школе.
Вообще-то, дед приехал в Берлин после полудня, и не с пустыми руками, а нагруженный пакетами и корзинами, курами, уже готовыми к варке, гусями с опущенными висячими зобами, живым индюком, банками с медом и маслом, корзиной яиц. Ко всему этому еще был большой букет хризантем в подарок от Агаты Фриде, с которой она всегда враждовала. Так, с кучей подарков прибыл он в Берлин, и немедленно, сойдя с поезда, мобилизовал батальон грузчиков, контролеров и просто пассажиров. И все хлопотали, чтобы помочь деду вытащить из вагона все его добро, и дед проворно командовал всеми, раздавая сигареты направо и налево. Когда на перроне образовалась гора груза, дед поставил двух грузчиков эту гору сторожить, и пошел искать карету, запряженную лошадьми, потому что не любит такси, не для его чести сидеть и вдыхать застоявшийся воздух в закрытой машине. Битый час крутился дед в толкотне и суматохе вокзала, всех расспрашивая, где тут можно нанять карету, и все изумлялись деду, указывая на уйму машин, снующих по шоссе. Но дед не собирался уступать и, в конце концов, нашел карету, черную, сверкающую, запряженную в пару белых коней, и извозчика, поразительно похожего на самого деда: с серебристой шевелюрой и пышными закрученными лихо усами. Надо сказать, что, когда господин попросил его отвезти из центра города в отдаленный пригород, кучер не скрыл от него свои сомнения. Но тут же получил толстую сигару в пальцы, и пару дружеских похлопываний по плечу, и вот уже господин сидит в карете и сам готов управлять вожжами. У ног его индюк, гуси и куры, и двинулись лошади, больше привыкшие стоять. Карета неспешно двигалась по улицам, между снующими и гудящими машинами и трамваями. Дед и кучер приятно проводили время, никуда не торопясь, в беседе о давних днях, и тех удовольствиях, которых больше нет. Движение по шоссе усиливалось, а они были погружены в беседу, пока не обнаружили, что ошиблись дорогой. Остановились, вошли в трактир, пропустить стаканчик, и двинулись дальше. С этого момента они время от времени шли промочить горло, причем, лошади, кажется, по собственному почину, останавливались именно у трактиров. Когда уже, в конце концов, приехали дед и кучер к площади навеселе и в дружбе не разлей вода, дом Леви был погружен в темноту.
Дед раскрыл дверь ключом, всегда хранящимся у него в кармане. В доме безмолвие, как в церкви. Не любит дед церковную тишину, пригласил в дом единственного друга на этот час. Перенесли они в кухню весь груз из кареты, и присели за стол. Принес дед бутылку, полную крепкого желтоватого напитка и стаканы, и дружба их дошла до слез, текущих у обоих из глаз. И когда они, наконец, расстались, тискали друг друга в объятиях и давали обеты, что никогда не забудут друг друга. И дед поднялся в свою комнату.
Эту комнату берегли только для него, а так как приезды были всегда внезапны, его всегда ждала свежая постель.
Комната больших размеров, и в ней мебель еще времен бабушки.
Дети называют эту комнату «унылым домом». У стен шкафы и тумбочки с вещами деда и бабушки, а посредине широкая кровать с кружевным голубым балдахином – супружеская постель деда и бабушки. Он уже дремал под балдахином, когда Фрида и Франц вернулись домой. Увидела Фрида гору продуктов в кухне, и у нее потемнело в глазах, но, приложив ухо к двери деда и услышав его знакомый храп, смягчилась. Франц, человек дела, тут же придумал уловку, как сообщить всем членам семьи о приезде деда, но, не желая всех ждать допоздна, разбудил пса Эсперанто и повесил на его шее большой плакат: «Приехал дед и спит». Пса привязал к ножке кресла, стоящего у входа в салон, так, что все живущие в доме еще ночью были извещены, что прибыл дед и пребывает во сне.
Иоанна и Бумба первыми прибежали утром к постели деда.
– Дед! – закричал Бумба. – Что это у тебя за ночная сорочка?
Дед протирает глаза, смотрит на себя, и заходится в громком хохоте, сотрясающем стены. Встает перед зеркалом, и оглядывает рубаху – из тонкой ткани, с множеством складок, широченными рукавами, отороченными красной вышивкой. Когда вчера дед расстался со своим новым другом-кучером, перепутал тумбочки, и по ошибке извлек из одной ночную рубаху бабушки. Комната продолжает оглашаться хохотом, когда туда входит Фрида с ранним завтраком на подносе.
– Уважаемый господин…Но, господин…