Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Рассуждая о «сдвигающем» действии звучания А. П. Журавлев рассматривает, в частности, названия хищных птиц: «Самые круп­ные, кровожадные и добычливые из пернатых хищников получили „хорошие“ имена: сокол, ястреб. А славу самого „страшного“ сни­скал довольно безобидный коршун, поскольку среди характеристик звучания слова коршун есть такие, как „темный“, „страшный“. В фольклоре, а затем в литературных произведениях и в разговорной речи коршун незаслуженно стал олицетворением злых, темных сил. Ясно, что признаковое значение, столь мрачное для слова коршун и положительное для слов сокол и ястреб, сейчас поддерживается только литературой и словоупотреблением. Мы можем прочитать или услышать словосочетание смотрит соколом или налетел кор­шуном. Во время войны наших летчиков называли соколами, ис­требители — ястребками, а фашистские самолеты — черными кор­шунами. Вот какие „сдвиги“ значений вызвало звучание этих слов!».

Таким образом, И. Шмелев выбрал и соединил самый отталки­вающий вариант имени Александр и самый благозвучный и мифо­логически-возвышенный вариант названия хищных птиц. Шура-Сокол — это то же, что Александр Балаганов, или Шура Пушкин, Шура Суворов, Шура Македонский. Парадокс и абсурд. Впрочем, информация к размышлению также. Такой вот Шура-Сокол — страшный, тусклый, темный, тихий, шероховатый, печальный, мо­гучий, грустный.

Имя — один из ключей к нашему подсознанию. Выбирая новое имя, трактуя имя тем или иным образом мы подключаем человека к континуальным потокам сознания, открываем в нем нечто сокровен­ное, получаем возможность прикоснуться к его душе. Это особый вид транса: «Случалось ли вам, когда-нибудь находить странным ваше имя, произнесенное вами самими. Со мной это часто случается. Я произношу громко, несколько раз подряд, свое имя и перестаю пони­мать что-либо; под конец я не различаю ничего, кроме отдельных слогов. Тогда я перестаю понимать все, забываю обо всем. И, как бы загипнотизированный, продолжаю произносить звуки, понять смысла которых я уже не могу».

О преодолении мифологического барьера и барьера самосозна­ния речь пойдет дальше. А пока результаты эксперимента:

1) Активизация речевых навыков.

2) Изменение языкового поведения (кто говорил долго и нудно, вызывая агрессию окружающих, научился говорить коротко и вы­разительно и т. д.).

3) Исчезновение боязни чистого листа.

3) Овладение новыми методами лингвистического гетеро- и аутовоздействия.

5) Преодоление ряда  языковых  барьеров  (мифологического, профессионального, межличностного, имени и пр.).

Глава 8. Как навеки присушить (волхвование)

Развела тебе в стакане
Горстку жженых волос,
Чтоб не елось, чтоб не пелось,
Не пилось, не спалось.
Чтобы младость — не в радость,
Чтобы сахар — не в сладость...

М. Цветаева

Мексиканские индейцы племени Гуике говорят, что в разуме человека есть потайная дверь, ко­торую они называют nierika. Большинство людей уходит из жизни, так и не раскрыв эту дверь. Но ведьма знает, как открыть эту дверь, как пройти в нее и вернуться обратно, принеся с собой ви­дения необычной реальности, которые придают жизни цель и смысл.

Л. Кэбот

Наше подсознание хранит множество тайн и во все времена че­ловек хотел понять их. Есть разные способы постижения неизве­данного — наука, искусство, магия. Магическая дверь «дома кол­дуньи»— самая древняя, ветхая и... вечная. Попытки заглянуть за нее делали и художники, и писатели, и поэты (не говоря уж о магах, знахарях, колдунах). Войдем туда и мы, протянув за собой тонкую нить Ариадны — чтобы вернуться.

Ряд авторов считает, что введение новых взглядов и научного стиля, становление метода психоанализа сделали невозможным «возвращение к магическим и анимистическим источникам позна­ния», однако мифологиче­ское сознание неистребимо. «Какое-нибудь верование или обычай целые столетия может обнаруживать симптомы упадка, как вдруг мы начинаем замечать, что общественная среда, вместо того чтобы подавлять его, благоприятствует его новому росту. Совсем уже уга­савший пережиток опять расцветает с такой силой, которая часто настолько же удивительна, насколько вредна».

Само исключение мифологического (магического) подхода из арсенала медицинских взглядов привело к тому, что самые абсурдные и вздорные рекомендации «народных умельцев», «включенные в миф, сохраняют свою притягательность, несмотря на объективно приносимый ими вред». Колдунам и магам, лишенным конкуренции со стороны врачей, никогда еще не было так хорошо, как в наши дни. Их ремесло узаконено и выгодно.