Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Александр Васильевич: Сейчас это называют «барабашками», полтергейстом — в принципе, это все явления одного порядка. Кстати, от колдунов очень короткий оберег: «Коддун-портун, ешь свое мясо, пей свою кровь».

Наташа: Вы знаете, я однажды была свидетелем такого случая. Я пришла в гости, а мне говорят: «Ты знаешь, у нас обои в спальне трещат. Хотя до этого они были наклеены очень давно. И действи­тельно, был такой легкий треск, и это были фотообои, которые уже года 2-1,5 висят. Там влажность не поменялась, климатические ус­ловия обыкновенные. Ну, я говорю: давайте послушаем. Так как это мои хорошие знакомые, они положили меня в этой комнате на раскладушке. И, действительно, раздался треск. В этой же комнате старушка спала, лет 60-ти. Она мирно спала, но я слышала треск. Этот треск был совершенно конкретный, реальный — треск обры­вающихся обоев. И трещало это все практически до утра. Сначала было страшновато — я вставала, смотрела... Так продолжалось ча­сов до 4-х. Утром все обои были оторваны.

Юра: Они не упали?

Наташа: Они не упали. Они держались какими-то боковыми местами, но это была совершенно конкретная щель.

Из зала: А что было на фотообоях?

Наташа: На фотообоях — озеро...

Александр: „У нас рассказывают такое. Жила ведьма. И при­шел молодой человек с армии — солдат бравый к матери ехал. Хо­зяйство пошатнулось, забор сломался и корова этой ведьмы зашла к ним во двор. Ну он корову выгнал, загон поправил и на бабку прикрикнул. Грубо так. А парень-то молодой, по девкам-то охоч. А танцы — в другой деревне. Верст 19. И каждое воскресенье — тан­цы. И он пошел. И с танцев возвращается заполночь и слышит, будто телега едет: скрип-скрип. Поворачивается — никого нет. По­том снова: скрип-скрип, скрип-скрип. Резче поворачивается: никого нет. И снова: скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип. И так это его удивило: он и бежал, и останавливался, и медленно шел, и сидел. И так это его изводило, сводило с ума. Очнулся он в километрах пят­надцати от своей деревни, совершенно в другой стороне, в голом поле, весь в мыле, весь измученный добрался домой. Ему сразу ска­зали: „Ведьма тебя сглазила“. И посоветовали сходить к доброму колдуну, он знает наговоры и прочие вещи, знает, как от нее защи­титься. Парень не поверил и на следующей неделе снова пошел на танцы. Снова заполночь возвращается один и снова скрип-скрип. Оборачивается: никого. Вдруг видит — колесо за ним катится и скрипит. А потом начало на него наезжать. Он от него палкой от­бивался — не помогает. Подумал, пошел к деду. Дед ему говорит: „Ты возьми палку, да ударь, да не по колесу, а по тени“. На сле­дующее воскресенье опять пошел на танцы — не так на танцы, сколько на охоту за ведьмами. Ждал — не дождался, когда танцы закончатся. Возвращается по дороге, слышит снова скрип, обора­чивается — колесо; идет-идет, идет-идет... Изловчился и как прыг­нет, и своей грудью на тень упал. Ничего не понимает, только чув­ствует — что-то там есть. Он пошевелился — чувствует, колесо под ним — придавила грудь. Он с себя ремень солдатский снимает, че­рез колесо продел, через дырку протянул, застегнул и на дерево по­весил. Наутро просыпается — а на дереве бабка висит — ремень продет через горло и через живот — вот так она и осталась...“

Александр Васильевич: Колдунов боялись, потому что они портят всегда всех подряд. Чертей у них — во. И чертей они этих запускали на ветер — не важно, кто там пройдет — ребенок, бабка, девка, парень. Так что тут вовсе не обязательно вред делать созна­тельно.

Из зала: — А зачем?

— А вот ты зачем на работу ходишь?

Александр Васильевич: Это их природа. Вот ему передали чер­тей — они мучают. Вот живут у него они в лукошке, подполье, му­чают. Ежели колдун совсем устал, он говорит: „Идите листья на осине считать“. Почему листья на осине дрожат? По одной версии потому, что их все время считают. Дерево прокляненное, из него ничего, кроме лодок, не делают. На осине Иуда задавился. А когда черти на осине листья считают — они все разом сдуваются... Чер­тям нужна работа. Потому что колдун — он страдалец... Его понять можно.

Из зала: Как психотерапевт... (Смех.)

Александр Васильевич: Как психотерапевт. Вообще: ты психо­терапевту еще и проблему не заявил, а он уже тебя лечит, лечит...

Из зала: То есть не портить не может.

Александр Васильевич: Не может он не портить.

Юра: У меня был опыт совершенно уникальный. Бабушка по­мыла ложки святой водицей, а потом их через ручку передала. Я говорю: что ты делаешь? Она говорит: от сглазу.

Но самое смешное, что когда у меня родился сын, однажды плакать начал, беспокоиться, есть перестал и все такое. Я взял лож­ки, помыл, потом через ручку передал — он поел и успокоился. Причем, при этом ничего не говорил. (Смех.)

Лу: Для детей хороший заговор — нужно умывать и пригова­ривать: „От черного, от черемного, от урочливого“ — трижды.

Юра: Нет, я ничего не говорил. Я просто не знал, что надо го­ворить — мне не сказали.

Комментарии