Дом колдовства

Посыльный подвел меня к двери, ведущей внутрь дома, постучал четыре раза и, когда дверь открылась, толкнул меня перед собой. Первое впечатление — просторная комната, табачный дым,  висящий под низким потолком, люди, сидящие на стульях, расставленных по всей комнате, и еще несколько человек — за квадратным столом в центре комнаты. Я перешагнул через порог, дверь у меня за спиной закрылась, и ключ в замке повернулся со звуком, в котором мне послышалось что-то бесповоротное. 

4

Человек, сидящий во главе стола, и был Торелли. Винченте Торелли. Многие называли его Гориллой, но только за спиной. Теперь я узнал, кто это. Теперь я знал, и это меня глубоко опечалило. Неважно, как его называли, он был хуже яда: выше в международном синдикате преступников никого не было.

Мои глаза чуть не вылезли из орбит — не только потому, что он был тем, кем был, но и потому, что я меньше всего ожидал встретить его здесь. Несколько лет назад его выслали из Штатов, и предполагалось, что сейчас он где-то в Италии.

Во рту я почувствовал вкус смерти. Я смотрел прямо в лицо синдикату и мафии. У меня не было времени разглядывать это сборище, но комната буквально кишела многими самыми жестокими убийцами и гангстерскими боссами, выбившимися из рядовых распространителей наркотиков в главари мафии и синдиката.

Я понял все это за полсекунды, а дальше поднялся адский шум. Трое или четверо молодчиков вскочили со своих мест, один устремился ко мне, и примерно дюжина их заговорили и закричали все вместе, перебивая и не слушая друг друга.

Все, кроме Торелли. Ни один мускул не дрогнул на его лице, даже когда он увидел меня. Он лишь холодно смотрел своими темными глазами, неподвижными, как глаза мертвой змеи. Когда шум и суматоха достигли своего апогея, он подождал секунды две, потом поднял руку и слегка помахал ею.

Казалось, будто он повернул выключатель. Все как один тотчас умолкли, и в комнате наступила тишина. Те, что поднялись со своих мест, снова сели и успокоились. Я почувствовал на себе взгляд множества глаз—глаз, которые уже видели слишком много мучений и крови и готовы были смотреть на них дальше.

В наступившей тишине Торелли сказал мягким мурлыкающим голосом, с заметным итальянским акцентом, глядя мне в глаза холодным взглядом:

— Вы — не Стрелок.

Я выпалил первое, что мне пришло в голову, зная, что я должен что-то сказать:

— Стрелок? Какой, к черту, стрелок? И кто, черт возьми, вы сами? Его смуглое лицо затвердело, как быстро засыхающий цемент, и это должно было бы испугать меня. Но не испугало. Я вдруг понял, что не мог сказать ничего другого, что из моего сознания вырвались единственно правильные в этой ситуации слова. Я должен был заставить Торелли поверить, что я случайно влип в эту кашу, и убедить его, что я абсолютно не знаю, кто он такой. Я не был уверен, что мне это удастся, но должен был как-то действовать, и притом немедленно.

— Послушайте, мистер,— раздался голос Торелли, и в этот момент мне показалось, что к моему горлу приставили лезвие ножа,— говорите сразу. Что вы делали в номере Стрелка?

Я напряг силы, чтобы заставить свой собственный голос звучать нормально и не сорваться. Нужно было притвориться, что я не понимаю, о чем он говорит. Если бы я выказал страх или хоть тень подобострастия, он сразу же понял бы, что я его знаю. В каком-то смысле мои следующие слова и действия были самыми глупыми в моей жизни, но это был единственный способ справиться с ситуацией и получить хотя бы малейший шанс на спасение. Поэтому я сказал:

— Да что вы там гавкаете насчет этого стрелка, кто бы им ни был? Я уже сказал вам: не знаю, о чем вы говорите.

До сих пор я стоял, почти касаясь спиной двери, а теперь обошел стол, направляясь к Торелли. Двое из тех, что сидели ближе, приподнялись со своих мест, и чьи-то правые руки поползли к левым подмышкам. Торелли слегка помахал рукой, и все снова успокоились.

Я остановился в нескольких футах от Торелли, и мне вдруг пришло в голову, что, успей я тщательно одеться и захватить свой кольт, я бы уже сейчас был покойником. Одно невольное движение, одна попытка выхватить свой револьвер — и во мне было бы столько же дырок, сколько в губке.

Я глотнул и посмотрел на него сверху вниз, стараясь придать своему лицу гневное выражение. И сказал:

— И какое вам дело, в каком номере я сплю?

Впервые выражение его лица слегка изменилось. Он содрогнулся. Не знаю, что бы он сказал и что могло бы случиться, но сзади вдруг раздался голос, который я тотчас узнал. Это был глубокий громоподобный голос, и он произнес, обращаясь, видимо, к Торелли:

— Гм, разрешите?

Торелли взглянул на меня и кивнул.

Я оглянулся через плечо и увидел Гарри Мейса. Он смотрел на меня, и его лицо было серьезно. Я постарался принять непринужденный вид.

— Мейс! Старый мошенник! Что здесь происходит?

На последнем слове я не выдержал, и мой голос чуть-чуть дрогнул.

Мейс, понизив голос, сказал Торелли: