Она работала официанткой на Беверли-Хилл. Примерно два месяца назад ее увидел Джордж и принялся за ней ухаживать. Она поверила, что он работает в компании, импортирующей оливковое масло. Почти сразу же он сделал ей предложение, пообещав, что медовый месяц они проведут в Акапулько, где он должен быть по своим делам в апреле и. мае. И вот сейчас как раз их медовый месяц, и он ей совсем не нравится. Когда же она узнала, каким образом Джордж добывает деньги и что он не имеет никакого отношения к импорту оливкового масла, она решила порвать с ним. Он надоел ей еще раньше, заявила она. А после того, как она узнала о нем правду, он, напившись, расхвастался и выболтал многое, о чем ему следовало бы молчать. Теперь он ни за что не позволит ей уйти, боясь, что она проговорится обо всем не тем людям.
Глория говорила и говорила, рассказывая о себе и Джордже. Кое-что не имело для меня особого значения. Слушая ее, я думал о том, можно ли и, если да, как связать это с тем делом, которым я занимался, и тем человеком, которого позапрошлой ночью я нашел с простреленной головой. В свои сорок лет он стал — или теперь, точнее говоря, был — почти легендарной личностью. Тот, кого я нашел, был одним из величайших преступников в мире: он совершил несколько самых дерзких и потрясающих преступлений века. Звали его Уоллес Паркинсон, прозвище — Стрелок. Возможно, он ехал сюда, чтобы встретиться с кем-нибудь из сообщников. Впрочем, едва ли с кем-нибудь из этих мелких бандитов, которых я здесь увидел. Стрелок был в своем роде гений и, если бы с самого начала не вступил на путь криминала, мог преуспеть на любом другом поприще. Это он шантажировал техасского нефтепромышленника, угрожая ему разоблачением по радио, в результате чего получил от него сто пятьдесят тысяч долларов, а два месяца спустя заставил заплатить еще двести тысяч, чтобы предотвратить разоблачение в печати. Он имел дерзость шантажировать даже моего клиента. Для шантажистов он был тем же, чем Билл Кид для объявленных вне закона, а Джек Потрошитель —для убийц. Мне даже было немного жаль, что его убили.
Я услышал, как она сказала:
— Так что я теперь завязала,— и заставил себя вернуться в мыслях к Джорджу Мэдисону, невольно содрогнувшись. Она продолжала: — Обычная история. Он ужасно красивый мужчина, а когда мы поженились, оказалось, что я его совсем не знала. Мы вечно куда-то ходили, то в ночные клубы, то на вечеринки. У него всегда была куча денег, и мы много пили. Может быть, если бы не это, все было бы иначе. Но, господи, он такой глупый, когда трезв.
— Значит, когда он пьян, он просто блеск?
Она улыбнулась.
— Нет. Но я пила вместе с ним и не сразу это заметила. Еще два месяца его разговоров — и я просто сойду с ума. Меня тошнит от него, а он заставил меня приехать сюда. Он говорит, что, если я попробую уйти, он меня убьет. Но я все-таки попробую. Вот так обстоят мои дела, Шелл. Не очень-то приятная история, правда?
— И не очень много мы сможем сделать. Не могу же я его убить.
На минуту я задумался. Вполне вероятно, что все, рассказанное Глорией, правда, и то, что она обратилась ко мне, естественно и логично. Но мне чудилось в этом нечто большее. Не старалась ли она выведать у меня, зачем я приехал сюда? У нее такие подозрительные друзья —хотя, может быть, это пойдет мне на пользу.
Я спросил:
— Глория, а что здесь делает Джордж? И Мейс? И все остальные?.
На миг она прикусила алую нижнюю губу.
— Право, я точно не знаю. Кажется, что-то в связи с каким-то профсоюзом, но я не уверена. А что?
— Просто любопытство.
В связи с профсоюзом! Мне пришлось приложить все усилия, чтобы сохранить спокойное выражение лица.
— Кстати, где вы остановились?
— «Эль Фикантадо». Это на Калло де Тамбуко, недалеко отсюда. В коттедже 27.
— Я знаю, где это. О’кей. Ну что, лапушка? Вы делаете из меня дурака, а потом возвращаетесь к любящему мужу. Подыграйте ему. Скажите, что вы объяснили мне, кто он такой, и я чуть не лишился чувств. Это будет почти правда. А после держите ушки на макушке и выясните, что против меня замышляется. Я не смогу вам помочь, и вообще никому, если стану бездыханным трупом. Позже постараюсь с вами увидеться.
Она немного нахмурилась, покусывая губы, и сказала:
— Джорджу покажется странным, если я вдруг начну с ним любезничать.
Я усмехнулся.
— С вашей внешностью вы можете заставить его поверить во что угодно. Вы могли бы даже заставить его прыгнуть в пропасть.
Она приятно улыбнулась мне, помахав ресницами над зелеными глазами.
— Ну, ладно, а почему я должна сделать из вас дурака?
— Это несколько смягчит остроту гнева. Если человек видит, что его противник поставлен в дурацкое положение, ему обычно становится немного легче. А для меня это очень важно. Смажьте мне раз-другой по физиономии, а потом столкните в воду. Сыграйте это как можно правдивее, и, может, Джордж почувствует себя лучше.
— Звучит довольно забавно. Но что я скажу Джорджу?
Я пожал плечами.