Мы пытались скормить Грейди кусочек индюшки. Скотт и я уговорили Тесс поставить высокий стул Грейди между нами. Я собралась дать внуку немного картофельного пюре, но Майкл воскликнул:
— Нет, Хильди! В пюре масло и молоко.
Я перехватила взгляд Скотта над головкой Грейди, и мы оба едва не рассмеялись. У Скотта дрожат ноздри, когда он сдерживает смех, на это просто невозможно смотреть. Отвернувшись, я кашлянула в салфетку, на глаза навернулись веселые слезы. Майкл рявкнул так, словно я норовила скормить ребенку ложку мышьяка.
Эмили повеселила нас историей про свою соседку, которая пыталась найти парня через Интернет. Мы хохотали, как безумные. Эмили очень, очень веселая. Это у нее от Скотта. Я пошла налить себе еще «томатного сока». И снова сделала «Мэри» для взрослых. Когда я села за стол, Грейди начал барабанить ладошками и мычать, и я заметила:
— Знаете, по-моему, у Грейди врожденный дар к музыке.
— Мама, только подумать! — обрадовалась Тесс. — Именно так. Я только на днях об этом кому-то говорила.
— Разумеется, — подтвердил Скотт. — Грейди, какие песни ты знаешь?
Майкл и Тесс пытаются пичкать сына песнями из детских передач. Все уже приканчивали по второму бокалу вина и принялись дразнить их, что это глупая музыка.
— Я научила его нескольким хорошим песням, — сказала я. — Песням, которые мы с папой пели вам, девочки…
— Прекрасно. Грейди, наверное, учит песни «Грейт-фул дэд», — скривилась Эмили.
— Что? — сердито воскликнули мы хором со Скоттом; словно в старые времена, когда были только Скотт, Тесс, Эмили и я.
— Я всегда ненавидела «Грейтфул дэд», — заявила я, отхлебнув «сока», и засмеялась.
— И я… — сказал Скотт. — Грейди, вот песня великой Нины Симон…
— Папа, нет! — взвизгнули одновременно девочки. Я чуть не захлебнулась от хохота, представив, что Скотт исполняет Нину Симон в присутствии Уотсонов.
— Нет, — сказала я, наконец. — Грейди любит Саймона и Гарфункеля. Мы выучили «Ярмарку в Скарборо».
— Правда, Хильди? — спросил Скотт, ласково улыбнувшись мне. — Спой. Спой ему сейчас.
— Нет, — засмущалась я.
— Давай, мам, — сказала Эмили.
— Я не могу одна. Там на несколько голосов.
— Папа… — взмолились девочки.
— Ушам не верю. Вы терпеть не могли, когда мы пели вместе, — засмеялась я.
— Неправда! — заявила Тесс.
— Мы терпеть не могли, только когда вы пели в машине, — добавила Эмили.
— Это и правда ужасно. Не надо петь, — сказала Тесс.
И конечно, мы запели. Мы пели замечательно. Мы пели, улыбаясь друг другу через головку Грейди, которая вертелась то к Скотту, то ко мне, то снова к Скотту. Мы взяли несколько фальшивых нот, Скотт путал слова, но, дойдя до припева, мы сделали его правильно. Вышло очень мило. Невообразимо прекрасно. И в конце Грейди заколотил ладошками по подносу своего высокого стула, лг Еще, — сказал он. — Еще!
Все засмеялись его словам, а Эмили улыбалась, качала головой и утирала слезы салфеткой. Она всегда была самой чувствительной из нас.
— Не заставляй нас начинать, Грейди. Пожалеешь, — сказал Скотт.
— Я и не представляла, что у вас такие голоса, — сказала Нэнси Уотсон.
— Девочки тоже замечательно поют. Тесс, гитара еще сохранилась? — спросила я. Тесс как раз наливала себе еще вина.
— Да, где-то на чердаке, наверное. Могу поискать. Но с вами, ребята, я петь не буду.
Когда мы расправились с десертом и убрали гору тарелок, все расселись у камина, пока Тесс настраивала гитару. Мне наконец разрешили впустить Бонни; я отвела ее на кухню, чтобы покормить, и подлила еще немного в свой стакан. Больше ни капли. Мне еще домой ехать. Скотт вошел как раз, когда я выдавливала маленький лимон.
— Старая добрая Бонни, — сказал он. — А как твои «семейные ду'хи»?
Скотт всегда называл наших собак моими «духами». Это часть нашей ходячей шутки о моем ведовстве — собак он называл моими фамильными духами. Когда девочки были маленькие, у нас был пес — помесь хаски — Лука, который привык писать в самые ценные вещи Скотта; и жевал он только туфли и ремни Скотта. Скотт часто сердито заявлял, что пес выполняет мои приказы. Мне было приятно.
— Бабе и Молли не «ду'хи». У них ничего нет общего с Лукой. Он был похож на меня.
— Ты на себя наговариваешь, — сказал Скотт.
— То есть? Лука был прекрасным псом. Преданным, героическим, умным…
— Злобным, мстительным и разбалованным, — засмеялся Скотт.
— Вот видишь: совсем как я. А две теперешние — не мои «ду'хи». Разве только Бабе, самую малость.
— Бабе — это отвратительная мелкая кусака? По-моему, ты больше похожа на другую. Добрую, улыбчивую. Ты просто не хочешь, чтобы об этом знали.
— Нет! Я ничуть не похожа на Молли с ее беспомощностью, — засмеялась я.