Дом Хильди Гуд

Я шла по дорожке между моим зданием и церковью; пришлось поднять воротник пальто. Когда погода поворачивает на холод, между этими зданиями дует злобный восточный ветер. Я дышала на руки и заглядывала в высокие окна церкви, ярко освещенные изнутри. Вечер среды — обычно хор репетирует перед воскресной службой. Я часто вижу их в окно кабинета через церковные витражи: Шерон Райс, Бренда Доббс из Публичной библиотеки, Фриззи Вентворт, старый Генри Маллард и еще кто-то, кого я не знаю. Если я сижу на работе допоздна, мне нравится смотреть на них из-за стола. Я часто не могу удержаться от улыбки; солидные горожане, возносящие гимны, рты открываются в четких, праведных звуках, напряженные глаза послушно устремлены на скрытого от меня дирижера. В тот вечер накануне Дня благодарения они разучивали концерт с колокольчиками, и я замедлила шаги. За толстыми и крепкими стенами церкви я не слышала ни звука, но видела, что у каждого прихожанина в руке горел медью колокольчик с дубовой ручкой. Они поднимали и опускали колокольчики — мне казалось, в случайном порядке. Я подумала, что эти вендоверские протестанты ничем не отличаются от тех, кто наполнял церковь, когда я была ребенком. Массачусетские женщины — коротко стриженные, без косметики, бесполые, словно дети или пилигримы. И мужчины — пузатые отцы семейства; все звонили в колокольчики, все и каждый. Вверх. Вниз. Снова, снова и снова — подчиняясь ритму, который задавал кто-то мне невидимый.

Во времена моего детства всем заведовала миссис Хауэлл, жена священника; именно она увлекла меня музыкой. Честно, она заставила меня полюбить музыку. Миссис Хауэлл вела и взрослый хор, и детский. Иногда два хора исполняли гимны вместе; иногда мы, дети, пели свои гимны во время службы. Миссис Хауэлл говорила, что от звука детского пения она яснее ощущает присутствие Бога, и учила нас не бояться петь; не беспокоиться, что сфальшивим, а петь сердцем. Она говорила, что так не появится ни одной неправильной и фальшивой ноты.

Да, я очень, очень любила миссис Хауэлл.

Когда я была во втором или третьем классе, она поставила меня петь соло — начало «Святой ночи» во время службы при свечах в рождественский сочельник.

— Святая ночь!.. — начала я совсем одна с алтаря, и мой тонкий, дрожащий голос несся над приделами и рядами в старой церкви. На тот сочельник в церкви было темно и холодно. Привычные лица стали неузнаваемыми в колеблющемся свете и завитках черного дыма от свечей в руках. Я четко видела только миссис Хауэлл, которая стояла прямо передо мной, тихо улыбаясь; ее сложенные лодочкой ладони качали воздух гладкими движениями, губы беззвучно повторяли слова вместе со мной.

— Над нами звезд сиянье, — выводила я почти шепотом. — И в эту ночь Спаситель наш рожден.

Церковь была полна, хотя лиц я не видела. Руки дрожали; чтобы успокоить их, я вцепилась в подол красной клетчатой рождественской юбки. Потом набрала воздуха и продолжила, не сводя глаз с миссис Хауэлл:

— Томился мир греховный, прозяба… а… ая (уф). О ценности души поведал Он.

И тут (о, какое счастье!) хор, дети и взрослые, и все прихожане присоединились ко мне.

— Воспрянет мир, ведь ждет его спасенье! Рассвет святой надежду нам принес! Колени преклони! — Тут вступали баритон старого мистера Гамильтона и сладкое, яркое сопрано миссис Райли. — О, ангельское пенье! Святая ночь, когда рожден Христос…

Не описать словами, какие тепло и единение охватывают тебя, когда поешь одна, а потом вдруг тебя поддерживает весь хор. Остаток гимна я пела, широко улыбаясь и выискивая по рядам лица друзей, папы с мамой — теперь я видела их в теплом свете свечей. Они были там. Они пели с нами. Помню маму в тот вечер — как она пела, как улыбалась мне, как текли по ее лицу слезы.

Когда в воскресной школе миссис Хауэлл разучивала с нами этот гимн, она велела нарисовать картинки к каждой строчке. Мне досталась строчка «О ценности души поведал Он». Я нарисовала младенца в яслях с маленьким нимбом над головой и исходящими от него солнечными лучами. Миссис Хауэлл сказала: «Мне нравится, что ты с помощью желтых лучей солнца передала душу и ее ценность».

Я гордо улыбнулась, хотя просто нарисовала младенца Иисуса таким, каким видела повсюду — с маленьким нимбом и лучами золотого света. Душа? Божественная ценность? Можете представить, чтобы взрослый пичкал ребенка такой ерундой?

На следующий день я погуляла с собаками после завтрака, потом надела шерстяную юбку и свитер. Погода переменилась; все-таки нас ждет холодный День благодарения.

Из дома я вышла примерно в полдень. Тесс ждала всех к часу, поскольку хотела подать обед в три. Эмили и Скотт приехали еще вчера вечером, а родители Майкла жили в нескольких минутах. Когда я появилась, все были уже на месте.