О, Боги, он решил бросить меня в канал. Просьба о помиловании готова вырваться из моего горла, но она застревает за языком, который раздулся от жуткого страха, и лежит поверх моих стучащих зубов, точно слизняк, недвижимый и бесполезный.
— У короля ещё меньше терпения, чем у меня, Фэллон, — голос моего деда прорывается сквозь звон в ушах. — Тебе лучше последовать за ним. И побыстрее.
Я подаюсь вперёд на онемевших ногах, мои колени едва сгибаются. Король идёт к противоположному входу в виде таких же золотых дверей, только поменьше тех, что ведут наружу.
— Куда?.. — я сглатываю и снова повторяю. — Куда?..
Я не могу закончить свой вопрос, точно так же как не могу успокоить своё сердцебиение.
Меня ведут в темницу?
К дыре, которая ведет прямо в голубые воды Марелюса?
Я откашливаюсь, раскрываю рот и снова пытаюсь спросить, куда мы идём, но мои слова превращаются в воздух, когда двое воздушных фейри открывают перед нами двери, на страже которых они стоят, точно гаргульи.
Я останавливаюсь, упершись пятками в пол. Сквозь кожаные подошвы своих туфель я чувствую форму каждой плитки, и то, как сильно горят мои мозоли.
Король взмахивает рукой, и из его ладони вырывается огонь, от которого воспламеняются фитили на гигантском канделябре, сделанном из…
Все мои внутренности опускаются, когда я замечаю конусообразные кольца цвета слоновой кости, наложенные друг на друга, скреплённые прочными золотыми стяжками и увенчанные чёрными свечами. Высота канделябра составляет десять колец, и нижнее кольцо совпадает по толщине с лакированным деревянным столом, стоящим внизу. Каждое последующее кольцо меньше предыдущего, но не потому, что для их изготовления понадобилось меньше материала, а потому что рога, из которых они сделаны, становятся все меньше, так как их вырвали из черепов молодых змеев.
От вида этого ужасного светильника тошнота подступает к моему горлу. Несмотря на то, что кровь, стекающая с колец и пачкающая кость, не принадлежит змеям, это вполне могла быть их кровь.
— Добро пожаловать в комнату трофеев.
Трофеев? Как смеет он называть кости трофеями!
Я переплетаю руки на груди и опускаю глаза в пол, готовая заплакать.
Как он, чёрт возьми, смеет…
— Вам как будто не понравился мой канделябр, синьорина Росси, — голос Марко разносится по воздуху, который пахнет плесенью и медью. — Его дизайн придумал мой дед. Он был настоящим перфекционистом, и если рога не подходили по длине или форме к тем, что уже были использованы, он выкидывал их и ловил нового зверя. К каждому элементу этого канделябра прилагается сундук с остатками. Я многое продал, в основном в Королевство Глэйс. Северяне очень любят браслеты и предметы интерьера, сделанные из кости.
— Не удивительно, что змеи нас боятся.
Несмотря на то, что я стараюсь держать спину ровно, мой голос дрожит так, словно отскакивает от ярко-красной ткани, которой обтянуты стены овальной комнаты.
Марко начинает идти по золотому мозаичному солнцу, лучи которого тянутся к округлым стенам. Когда тень от его сапог падает на плитку прямо передо мной, я поднимаю взгляд.
— Они являются врагами люсинов с незапамятных времён. Они крадут нашу рыбу. Едят наших людей. Они ломают наши лодки и набережные. Единственное, что они ни разу не повредили, это тебя.
Я не свожу своего ядовитого взгляда с его холодных глаз, так как отказываюсь смотреть на истекающие кровью трофеи несправедливой войны.
— В отличие от своего деда, я за мир, синьорина Росси. За мир между человеком и человеком, и также за мир между человеком и животным.
Его заявление заставляет желчь, покрывшую мой язык, отступить.
— Тогда почему вы не снимите эту ужасную вещь?
— Если я её сниму, разве вернёт это к жизни убитых змеев?
Нет… не вернёт.
— Если вы хотите мира,
— А как, скажите на милость, я запрещу их виду убивать наш вид?
— Они научатся этому. Со временем они научатся.
Моё сердце учащённо бьётся, но теперь уже по другой причине. После всего этого страха и гнева, сейчас я чувствую слабую надежду.
— Понадобятся десятилетия, вероятно, даже сто лет, на то, чтобы всё исправить.
— Либо… Либо понадобится одна целеустремленная девушка и совсем немного её времени.
Корона у него на голове сверкает, и над Марко появляется нимб, словно он Бог солнца во плоти.
— Если мой брат не ошибся на ваш счёт, и вы на самом деле можете заклинать змеев.
Я делаю резкий вдох, так как меня удивило то, что он упомянул о разговоре десятилетней давности, который спас меня от суда. Данте заявил, что тоже был мной очарован, хотя он и не змей. Он даже дал клятву на соли, чтобы подкрепить свои слова, что в свою очередь закрепило его место в моём сердце.
Марко обводит моё лицо глазами, такими же острыми, как когти ворона из подземелья семьи Аколти. А я пытаюсь залатать каждый участок своей кожи, который он пронзает своим взглядом, пока какая-нибудь шальная мысль не успела просочиться наружу.
Действительно ли этот монарх желает мира или пытается выманить у меня признание?