Дом яростных крыльев

Застёгивая платье, я смотрю в упор на своего нового арендатора.

— Не смей её трогать, или я вернусь без твоих друзей.

Услышав мои последние слова, он застывает.

— Понятно?

Очертания его тела становятся ещё резче, а глаза холодного золотого оттенка напоминают сейчас цвет монеты, которую я собираюсь переложить из своего старого платья в новое.

Ворон наклоняет голову, и у меня отвисает челюсть. Он на самом деле меня понимает.

Я всё ещё ощупываю голубое платье в поисках карманов, когда Сильвиус рычит:

— Ты же не хочешь, чтобы я начал брать с тебя деньги за своё время, Фэллон Росси? Ты не можешь меня себе позволить.

Я подпрыгиваю и бормочу:

— Навозная муха.

Ещё раз тщательно изучив складки шелковой ткани, я прихожу к выводу, что у платья, которое я одолжила, нет карманов. Это проливает свет на то, почему жители Тарекуори носят с собой повсюду маленькие сумочки и клатчи. Карманы — это для тех, кто не может позволить дополнительные аксессуары.

Я приподнимаю угол своего матраса, кладу монету на деревянную планку, после чего хватаю чёрные шипы и закидываю их обратно в сумку, которую запихиваю под кровать. Когда все улики спрятаны, я встаю и разглаживаю платье, которое в этом не нуждается. Материал такой качественный, что даже не мнётся.

В покрытом тёмными пятнами зеркале над столом я замечаю свои спутанные локоны и беру гребешок.

— Пожалуйста, не кради мою монету.

Ворон прищуривает один глаз, как будто моё предположение выводит его из себя.

С силой проведя короткой щетиной по волосам, я поворачиваюсь и смотрю на своё отражение. Кожа у меня под глазами посерела от перенапряжения, а само лицо побледнело от стресса. Я кладу гребешок на место, щипаю себя за щёки, после чего провожу алой помадой по своим губам, чтобы скрыть изнеможение.

По пути к двери своей спальни я бросаю взгляд на своего нового квартиранта. Не могу поверить, что я собираюсь оставить дикое и потенциально опасное животное с железными когтями и клювом в своём доме. Калдрон, защити маму и бабушку. И защити меня от гнева бабушки, если она вдруг узнает, что я освободила.

Как только я огибаю голубые стены своего дома, на меня снисходит ужасная мысль — ворон может превращаться в дым, а дым может пройти под дверью.

— Наконец-то, — взгляд янтарных глаз Сильвиуса скользит по моему телу, когда он протягивает мне свою руку. — Собираешься смягчить свой приговор при помощи соблазнения, понятно.

Я таращусь на Сильвиуса.

— Какой приговор?

— Ну как же… — он приподнимает одну из своих черных бровей. — За преступление, которое ты совершила.

Моё тело обдает ледяным холодом, который проникает в моё нутро, но, по-видимому, не затрагивает моего сердца, потому что этот орган не застывает, как все остальные части тела. Он всё бьётся и бьётся в ритме стаккато, сотрясая мои зубы и кости.

Сильвиус прибыл сюда не для того, чтобы отвезти меня к Данте, он собирается отвести меня к Марко.

Кто-то из поместья Фибуса, должно быть, донёс на меня.

Я перевожу внимание на мужчин в лодке, ища среди толпы людей в белой униформе своего светловолосого друга в броской одежде.

— Не советую убегать, синьорина. Вам не понравится, если такой человек как я начнёт за вами гоняться, — эта низкая угроза Сильвиуса сотрясает все мои внутренности и разбивает лёд.

Он как никогда прав. Я наконец-то отрываю застывшую руку от своего тела и беру Сильвиуса за руку.

— На моём счету много преступлений, капитан. Могу я узнать, которое из них обеспечило мне поездку во дворец в сопровождении любимого помощника моего деда?

Сильвиус улыбается, не заметив, а точнее не придав значения моему саркастичному тону.

— Твой чертовски неудачный выбор друзей.

Он говорит о Фибусе?

— Птолемей Тимеус по-настоящему в ярости.

Я даже не пытаюсь подавить вздох.

— У высокопоставленных фейри такие нежные эго.

Уголки губ Сильвиуса приподнимаются, когда он подводит меня к моему месту в центре лодки. И хотя я не хочу садиться, набежавшая волна, а также его близость, заставляют мои колени согнуться.

— А у низших фейри такие злые языки.

Сильвиус нависает надо мной, и его янтарные глаза проходятся по моим накрашенным губам. Ему лучше не представлять их на своём теле, потому что мой злой язык никогда не окажется рядом с кожей этого мужчины.

— Как вы справедливо заметили ранее, ваш дед действительно мне благоволит.

Я жду, что он скажет дальше.

— Моё влияние в Исолакуори очень сильно. Одно моё слово, и твой приговор будет значительно смягчен.

— Я думала, что приговоры выносят после суда.

Когда мы заворачиваем в самый южный канал, который опоясывает двадцать пять островов, водяной фейри, управляющей скоростью лодки и её траекторией, разгоняется, чем создает огромную волну. Ветер играет в длинных чёрных волосах Сильвиуса, и мне в нос ударяет запах благовоний, которые всё время жгут в номерах таверны на втором этаже. Либо он только что вылез из кровати блудницы, либо не мылся этим утром.

Его брови изгибаются.

— Приговоры выносятся после суда.

— А не слишком ли вы тогда торопитесь, предполагая, что мой приговор потребует смягчения?