Сумка стоит на моей кровати и голубое платье разливается из неё пенными волнами. Я подкрадываюсь ближе, снимаю платье с ворона, который мерцает, словно блестящая приманка в тёмных глубинах сумки. Стараясь не касаться его клюва и когтей, я хватаю птицу за крылья и вытаскиваю наружу, после чего ставлю на полинявшее покрывало в цветочек и начинаю рассматривать его сильное тело, широкий размах крыльев и правый коготь, который отливает медью в том месте, где моя кровь запачкала железо.
— Один есть. Ещё четыре.
Я закусываю губу и провожу кончиком пальца по изящным бороздкам, по взъерошенной шее и идеальной форме головы. Я обвожу его глаз и замечаю чёрную точку, которую добавил художник к драгоценному камню цвета цитрина, чтобы создать иллюзию зрачка.
— Каким образом эта статуя и её копии могут посадить принца на трон? — размышляю я вслух, нежно проведя пальцем по округлой груди ворона.
Я застываю, когда лёгкая вибрация начинает покалывать мою кожу. Тысяча королей, что это такое?.. Я отдёргиваю руку и делаю шаг назад. Сердце впечатывается в мой позвоночник, который застыл сейчас точно так же, как и крылья этого ворона.
Неужели это был пульс?
Невозможно.
Я фыркаю, поразившись своей глупости, и мой мозг начинает искать объяснения этой пульсации. Одна теория сменяет другую: скорее всего, что-то замуровано в этой статуэтке. Оружие или механические часы или что-то… магическое.
Я снова подхожу к нему, хватаю его за крылья и переворачиваю на живот, после чего осматриваю спину в поисках тоненькой прорези или крошечной защелки. Ничего. Я наклоняюсь, решив заглянуть ему между лап, и мой пульс начинает бешено колотиться, когда я замечаю небольшую впадину. Я вставляю в неё палец, а затем резко его отдергиваю, ожидая, что статуэтка взорвётся.
Я чувствую что-то сродни разочарованию, когда ничего не происходит. Снова, крадучись, я подхожу к нему и осматриваю крошечную выемку. Мои щёки заливает краской, когда я понимаю, чего я только что коснулась.
Я, Фэллон Росси, только что потрогала промежность статуи.
Для меня это новый уровень дна. Хвала тебе, фейский Бог, за то, что Фибуса не было рядом, и он не видел, как я пристаю к статуе.
Выпустив воздух из лёгких, я решаю, что мне, судя по всему, почудилась эта пульсация. Я нажимаю большими пальцами на то, что осталось от чёрных шипов. Их поверхность твёрдая, холодная и немного рыхлая. Один из них выходит наружу и падает на покрывало. К другому приходится приложить чуть больше усилий, но он тоже высвобождается.
Я уже готова перевернуть ворона, как вдруг огромные дыры в его крыльях зарастают и в итоге полностью исчезают.
Святая мать всех Котлов… Я тру глаза. Опустив руки, я замечаю, что помимо того, что пропали дыры, железное тело ворона также приобрело цвет. Статуя стала полностью чёрной, за исключением сияющих серебристых когтей и клюва.
В комнате раздается тихое шелестение, когда разведённые крылья ворона складываются, точно веер.
Я отскакиваю назад и, споткнувшись о свои собственные ноги, больно падаю на попу. Ворон впивается когтями в кровать, выпрямляется, после чего поворачивает голову и устремляет на меня взгляд своих холодных золотых глаз.
О…
Мой…
Бог…
Он взмахивает крыльями, и крик начинает разрывать мне горло, но ударяется о мои сжатые зубы и вырывается из меня в виде воздуха.
Все мои знания о воронах всплывают у меня в голове, усиливая и без того бешеное сердцебиение в груди. Не теряя существо из поля зрения, я ползу назад, точно жук, запутываюсь ногами в платье и снова падаю на свою больную попу. Я не рассчитала расстояние, поэтому ударяюсь головой о деревянную поверхность.
Ворон начинает яростно бить крыльями, взбивая воздух в комнате и кислород в моих лёгких. Сделав очередной круг по моей маленькой комнате, он нацеливается на более высокую поверхность и садится на мой шкаф.
Я уже готова схватиться пальцами за ручку двери, но птица смотрит в мою сторону.
Я сглатываю и встаю на ноги, точно в замедленной съёмке.
Существо наклоняет голову набок, оглядывая меня, как какую-то диковинку. Словно это я только что изменила цвет и ожила.
— Кто ты, чёрт побери? — шепчу я.
Класс. Теперь я разговариваю с этой… вещью. Я, конечно, точно так же разговариваю и с Минимусом, но Минимус настоящий.
Ворон не каркает, а только смотрит на меня пугающе пристально.
Я поворачиваю ручку.
Птица разводит крылья в стороны.
Я в панике захлопываю дверь, так как боюсь, что ворон вылетит наружу, попадёт в мамину комнату или, что ещё хуже, в Люс.
Что я такое освободила?
Что я наделала?
ГЛАВА 24
Не знаю, как долго мы с вороном смотрим друг на друга, не мигая, но мои глаза начинает пощипывать, лёгкие горят от слишком редких вдохов, а пульс учащённо бьётся, точно подводная река.
— Что ты, чёрт побери, такое? — цежу я сквозь сжатые зубы.
Птица не отвечает.
Но почему она должна мне отвечать? Это ведь птица.
А птица ли?
— Собираешься проткнуть меня своим клювом или вырвать когтями моё сердце?
Существо не закатывает глаза, но его веки как будто сжимаются вокруг его золотистых глаз, что придаёт ему осуждающий вид.