Дом яростных крыльев

— Пожалуйста, не надо, Джиа. Я и так себя ужасно чувствую.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя ещё хуже, Фэллон. Мне просто его жаль.

Скривив лицо, я бормочу:

— Мне не следовало его целовать.

— Кого это «его»?

Откровенно говоря, я и сама не очень-то уверена.

Наш приглушённый разговор привлекает внимание Сибиллы, и она подходит к нам.

— Что я пропустила?

— Ничего, — бормочу я.

Сибилла закатывает глаза.

— Определённо.

— Спасибо за предложение остаться на ночь, но я собираюсь домой.

Сибилла хлопает своими закругленными чёрными ресницами и смотрит на меня.

— Домой, разве?

После её намека, лицо Джианы напрягается. Она хватает полный кувшин и уносит его клиенту.

— Что такое съела Джиа?

— Ты же знаешь, как мы обе относимся к Фибусу? Она точно так же относится к Антони.

Сибилла хмурится.

Я киваю на одну из деревянных балок, которая держит таверну настолько прямо, насколько это вообще возможно на острове с сильными течениями и ещё более сильными ветрами.

— Данте поцеловал меня.

— Четыре года на…

— Сегодня. Он неожиданно появился в погребе и поцеловал меня, а затем пригласил на свидание.

Её ресницы ударяются о брови.

— Что? И почему я слышу об этом только сейчас? О…

Её рот округляется.

— Так вот почему у Антони такое настроение.

— Не думаю, что он знает.

— Тогда… мерда.

Да, «дерьмо» здесь самое подходящее слово.

— Есть какой-нибудь мудрый совет?

— У меня нет для тебя ничего, детка, но я могу подержать твою руку, когда ты будешь решать, какой мужчина тебе нравится больше.

И она бы так и сделала.

Я обнимаю её одной рукой на прощанье, распрямляю плечи и выхожу в залитую звёздным светом темноту, напоминая себе о том, что если я не давала никаких обещаний и клятв, то это не измена.

Так что, у меня на самом деле нет никакой причины сердиться на Данте или чувствовать себя обманщицей из-за того, что я целовалась с Антони.

ГЛАВА 16

Антони сидит на причале, поставив ноги на корму своей лодки. Он выпрямляет спину, когда я приближаюсь. Как он чувствует моё приближение — для меня загадка, потому что мои туфли бесшумно передвигаются по пирсу.

— Закончила от меня прятаться, Фэллон?

Его комментарий возвращает меня в погреб, где Данте задал мне тот же самый вопрос. Только вот от него я не пряталась.

— Да.

Антони смотрит на меня через плечо, приподняв брови. Похоже, он не ожидал такой прямоты. Я ставлю свою тарелку на пирс и сажусь с ним рядом.

Моё исчезновение притупило неиссякаемую искру в его глазах.

— Зачем?

Я наблюдаю за тем, как жёлтый змей проплывает под плотно стоящими лодками и пугает стайку уток, которые, громко крякая, взлетают с сине-чёрной глади воды.

— Данте приходил повидаться со мной.

Я закусываю нижнюю губу.

— Он поцеловал меня и пригласил на свидание.

Мне надоели секреты. Быть может, Антони и не любовь всей моей жизни, но, возможно, и Данте ею не является.

Пророчество, хреночество.

Краем глаза я замечаю, как по лицу Антони пробегают мрачные эмоции.

— Он даже не пригласил тебя на пир.

Наконец я смотрю в его сторону.

— Пригласил, но бабушка спрятала ленту, чтобы я не пошла.

Я всё ещё не уверена в том, что это была она, но поскольку я не могу рассказать Антони о Бронвен, я останавливаюсь на своей первой версии.

— Я ответила ему согласием.

Зрачки Антони сужаются до точек.

— А ты рассказала ему о нас?

— Нет. Он не спрашивал.

— А если бы спросил?

— Я бы ему рассказала. Мне нечего стыдиться. Особенно учитывая… учитывая… — мой голос превращается в наполненный болью хрип.

— Что мы только целовались?

— Нет. То есть, да. Но я не об этом подумала.

Антони обвивает меня рукой за талию и притягивает к себе. Я кладу щёку на его плечо, которое кажется таким тёплым и крепким, таким успокаивающим и безопасным.

— Учитывая, что он переспал с Берил? — его шепот такой мягкий, как ветер, который ударяет в свёрнутые паруса качающихся лодок.

Я поднимаю голову с его плеча.

— Ты слышал?

— Не очень многие секреты остаются таковыми в «Кубышке».

— Боже, Антони, я такая, мать его, наивная, — хрипло говорю я.

— Не думаю, что когда-нибудь слышал, как ты ругаешься.

Он проводит шероховатой подушечкой своего большого пальца по моему голому плечу в сторону локтя, а потом назад.

— Ты не наивная, Фэллон. Ты молодая, и ты идеалистка.

Я укрепляюсь в своей решимости. Я хотела переехать из дома, чтобы доказать бабушке, что я взрослая женщина, но взрослые женщины — умудрённые жизнью. У них есть опыт. А что есть у меня кроме глупых мечтаний и нереалистичных ожиданий?

— Избавь меня от неё.

Он перестает гладить мою руку.

— Что прости?

— Избавь меня от моей наивности.

Когда он хмурится, я добавляю:

— Переспи со мной, Антони. Покажи мне, чего я себя лишала. Научи меня, как не ожидать любви от секса.

Его рука падает вниз, он откидывает голову назад, и из его хвостика высвобождаются пряди медово-коричневого цвета, которые теперь подскакивают вокруг его квадратной челюсти.

— Я не какой-то бессердечный жиголо, Фэллон. У меня есть чувства.

— Я не это имела в виду. Я всего лишь хотела сказать, что ты занимался этим миллион раз, и никогда не привязывался.

— Может быть, привязывался.

— Правда?