Последняя мысль заставляет меня резко проснуться. Я поворачиваюсь, но у меня за спиной только темнота. Я снова позволяю своим векам закрыться и испускаю стон, пожелав, чтобы этот фантастический сон вернулся.
И, как по волшебству, те пальцы снова появляются, проходятся вдоль моего тела, после чего впиваются в скованные сухожилия и разминают их, пока те не размягчаются точно какао-масло.
«Прости, что был с тобой так суров, Behach 'Ean».
Мне не только делает массаж воображаемый доктор, но я также получаю извинение от своего крылатого компаньона.
Это самый лучший сон.
Я погружаюсь ещё глубже в соломенный матрац.
Опускаюсь на призрачные пальцы, разминающие мою больную кожу, и окунаюсь в прохладную дымку, обволакивающую мою шею.
— Я тебе не враг, Морргот, — бормочу я, после чего покидаю реальный мир со всей его ложью и обидами, чтобы попасть в тот сон, где существует только стремление к блаженству и удовольствию.
Руки проходятся вниз по моей спине и начинают медленно описывать небольшие дуги вдоль позвоночника. Я вытягиваюсь и ложусь на живот, чтобы предоставить моему воображаемому массажисту ещё больше доступа, хотя ему, наверное, это без надобности. Ведь он соткан из воздуха и света звёзд — или чего-то настолько же божественного. Я не сомневаюсь в том, что эти неземные пальцы могут проникнуть сквозь мои рёбра и начать ласкать сердце.
Пальцы останавливаются на моей талии, словно мой воображаемый помощник не решается двигаться дальше.
В обычной жизни я ценю хорошие манеры, но Боги… эти воображаемые руки получили от меня карт-бланш делать с моим телом всё, что им заблагорассудится.
— Не останавливайся, — умоляю я.
Я почти уверена, что говорю сейчас, как проститутка, и что каждый из моих стонов проникает сквозь стены дома этого доброго хозяина, но мне, похоже, всё равно.
Ладони, которые так и не начали спускаться вниз, наконец, минуют мою талию и опускаются всё ниже, и ниже, и ниже. Одним лёгким движением они достигают моих лодыжек, надавливают на подошвы ног, после чего снова проходятся по пяткам, впадинам на икрах, бёдрам и попе.
— О, Боги, — говорю я сквозь стон.
Этот сон ещё лучше, чем тот, в котором вода в канале превратилась в земляничное желе.
Кончики пальцев легко скользят вдоль моего тела, нежно… нежно.
К чёрту последнее сравнение.
Этот сон превзошёл мой сон о королевстве, сделанном из мороженого.
И хотя я не хочу, чтобы он заканчивался, я снова погружаюсь в водоворот кромешной тьмы.
Когда я просыпаюсь, первое, что я вижу, это Морргота, сидящего на балке над закрытой дверью. И хотя его золотые глаза прикрыты веками, а крылья сложены, он выглядит так, словно приготовился напасть.
В кои-то веки я могу его рассмотреть. Его перья цвета полуночного неба источают врождённую, порой невыносимую, гордость даже во сне. Я думаю, всё дело в том, как он себя держит. Или, возможно, это что-то более глубокое, некая мрачная сила, которая клубится вокруг него, как дым, и которой сияет его блестящий клюв и острые, как бритва, когти.
Я помню, как точно они разрезали плоть.
Мою.
Эльфов.
Лириала.
Он опасный, грозный. Он сила, с которой надо считаться. Сила, которую надо бояться.
Я знаю, что он считает себя королём среди себе подобных, но когда взрослый мужчина использовал такой высокий титул, обращаясь к птице, это было так странно. Его крылья дёргаются, и мне кажется, что мой взгляд его разбудил, но затем его взъерошенные перья разглаживаются и становятся ещё более гладкими, чем волосы мамы после моих утренних манипуляций.
Подумать только, мама спала с одним из его последователей. С мужчиной, которому Морргот, кажется, доверяет и которым восхищается. Один из немногих, кому он доверяет. Интересно, что может заставить его начать доверять мне? Ведь, по правде говоря, я не хочу, чтобы этот крылатый король стал моим врагом.
И не потому что я его боюсь — хотя его острые как бритвы когти и клюв довольно сильно пугают, и не потому что он может проникать мне в голову (вот здесь мне надо расставить чёткие границы), а потому что он внимательный, заботливый и очень остроумный. Именно такие качества я ценю в своих друзьях. Ему надо поработать над чувством юмора и манерами, но в целом я хочу, чтобы эта птица, которая не считает мои закруглённые уши недостатком, а мои фиолетовые глаза — пятном на моей фейской природе, — была на моей стороне.
Боги, иногда я поистине не люблю своё сознание. Оно такое суровое и реалистичное.
Я моргаю, чтобы избавиться от этих мыслей, но избавляюсь не только от них. Мне удаётся избавиться от своей тёмной комнаты.