Дом и корабль

- Вам трудно себе представить, - сказала Кречетова с глубокой нежностью в голосе, - как вы мне были отвратительны.

- Ну вот, опять резкости, - сказал художник с усмешкой.

Со стороны это выглядело как любовное объяснение.

- Ну хорошо, - сказала начальница объекта. Это значило: с разговорами покончено, следует часть резолютивная. - Этот юноша - вы знакомы, кажется?..

Художник еще раз слегка поклонился Мите, причем ухитрился сделать это так, что Митя понял: он узнан и не забыт, а Кречетова не получила прямого подтверждения.

- Этот юноша - представьте! - помощник командира корабля. Как вы между собой договоритесь, меня не касается, но маскировка должна быть без щелей. Проверю.

- Милая женщина, - сказал художник. - Вы напрасно меня задираете. Я с большим уважением слежу за вашей деятельностью и склоняюсь к мысли, что ваша система имеет свои преимущества.

- Моя система? Интересно, в чем же заключается моя система?

- Насколько я могу судить, она заключается в том, чтоб не давать людям ни минуты покоя…

Митя не ожидал, что ему удастся так быстро провернуть задание. Было б грешно не воспользоваться случаем. Проводив Кречетову, он влетел к Тамаре без предварительной разведки и обомлел, услышав громкий голос Кондратьева. Комдив спорил с Селяниным и в увлечении нисколько не удивился появлению Туровцева.

- А я вам говорю, - кричал комдив, размахивая руками, - Виктор - замечательный мужик. Выдающийся во всех отношениях. Я тебе так скажу (Борис Петрович частенько путал «ты» и «вы») - по части морской культуры мы все ему в подметки не годимся. Вот давай спросим у старпома. Ему ли не знать? Скажи ему, лейтенант, - он повернулся к Мите, - хорош у тебя командир?

- Я не жалуюсь, - сказал Митя.

- Стоющий мужик, верно?

- Очень даже.

Селянин отмахнулся:

- Запрещенный прием.

- Почему? - вскипел комдив.

- Станет он вам свое начальство ругать. Себе дороже.

- Пустяки. Он парень прямой. Верно, Тамара Александровна?

Тамара, сидевшая на тахте поджав ноги и не принимавшая участия в споре, зябко повела плечами.

- У вашего Горбунова интересное лицо.

- Не спорю, - холодно сказал Селянин. - Женщины вообще придают большое значение внешности.

- И все-то вы не то говорите. Я же не сказала, что Горбунов красив. Вы - красивее. А интересное лицо - это значит лицо интересного человека. Вот и все.

- Я не знал, что вы знакомы, - сказал Селянин. Он умел скрывать досаду.

- Почему вы думаете, что я с ним знакома?

- Вы с таким жаром его защищаете.

- Нет, я не знакома. Но ведь вы тоже с ним не знакомы, и мне непонятно, почему вы с таким жаром на него нападаете.

- Один - ноль. - Кондратьев захохотал, потирая руки.

Но Селянина было не так-то легко сбить.

- Вы правы, Тамара Александровна, - миролюбиво возразил он, - я его совершенно не знаю и, честно говоря, не стремлюсь. Но по роду моих занятий у меня довольно широкие связи в различных флотских кругах, и то, что я о нем слышу, мне мало симпатично.

- Уж будто, - проворчал комдив. - Неужели он такая известная личность?

- Очень известная, дорогой мой. Подписав это самое открытое письмо, он сделал себе неплохую рекламу.

- При чем тут реклама? Пока что он все выполняет.

- Возможно, - сказал Селянин. Он не рвался в бой, но на лице у него было написано: вы сами знаете, что я прав, и возражаете только для приличия. Митю это злило, тем более что упоминание об открытом письме отчасти достигло цели, разбередив старую царапину.

- Ну и что же вам рассказывали? - спросил он, стараясь быть таким же иронически-спокойным, как его противник.

- Мало ли что. Рассказывали, например - если неверно, пусть Борис меня поправит, - что Горбунов делал где-то тактический разбор вашей операции и докритиковался до того, что дискредитировал поход в глазах высшего командования.

- Болтовня, - буркнул Кондратьев.

- Болтовня? Однако почему-то все лодки, что были на позиции, давно награждены…

- Ну, это мы с вами не можем обсуждать, - сказал комдив все так же ворчливо. - Ордена дает правительство, ему видней.

- Борис Петрович, ну зачем же, - плачущим голосом взмолился Селянин. - Я ведь тоже так умею…

- Наградят. - Кондратьев подмигнул. - Теперь уж к корабельной годовщине.

- Так что же все-таки он сделал плохого? - тихонько спросила Тамара. - Ну, критиковал. Значит, он принципиальный человек?

- Вот именно, - отозвался Селянин. - Даже чересчур. Необычайное и подозрительное изобилие принципов на все случаи жизни.

Он победительно усмехался, как бы приглашая всех разделить его веселье. И действительно, вслед за ним усмехнулся комдив, а за комдивом как-то двусмысленно ухмыльнулся и Митя. По лицу Тамары пробежала тень.

- Например?

- За примером далеко ходить не надо. Не далее как сегодня утром у меня открылась возможность послать вам немного топлива. Поручаю эту миссию Соколову, которого вы все знаете. Через два часа Соколов возвращается и докладывает, что у самых ворот его остановил некий капитан Горбунов, к чему-то придрался и отправил обратно…

- Я был при этом, - сказал Митя.

Все повернулись к нему, особенно оживился комдив.

- Так это было?