– Почему? Потому что у меня кровь застыла в жилах от того, что я узрел в лице этого человека. Я и представить не мог, что в человеческих глазах можно увидеть подобное адское смешенье страстей! Я чуть было не упал в обморок от этого зрелища. Я понял, Остин, что смотрю в глаза погибшей душе! Внешне он оставался таким же, как был, но внутри у него бушевал ад. Свирепая похоть и ненависть, подобная пламени, и утрата всякой надежды, и ужас, как бы воющий в ночи, хотя он не разжимал зубов; и кромешная тьма отчаяния. Я уверен, что он не заметил меня: он не видел ничего, что могли бы увидеть мы с вами, но он узрел такое, чему, я надеюсь, мы никогда не станем свидетелями! Не знаю, когда он умер, – наверное, через час, а может, и через два, – но когда я проходил по Эшли-стрит и услышал звук затворяемой двери, этот человек уже не принадлежал миру сему – я узрел пред собою лик дьявола!
Вильерс договорил, и в комнате вновь воцарилось молчание. На улице смеркалось, суматоха, что поднялась час назад, улеглась совершенно. Дослушав рассказ, Остин склонил голову и прикрыл глаза ладонью.
– Но что же это может означать? – спросил он в конце концов.
– Кто знает, Остин? Кто знает? Дело это черное, но думаю, нам стоит помалкивать об этом, по крайней мере, пока. Я попробую что-нибудь разузнать об этом доме по своим частным каналам и, если сумею что-то обнаружить, дам вам знать.
VII. Встреча в Сохо
Три недели спустя Остин получил от Вильерса записку, в которой тот приглашал его зайти сегодня или завтра. Он решил прийти пораньше и обнаружил Вильерса, как обычно, у окна, по всей видимости, погруженным в наблюдение за сонным уличным движением. Подле него стоял бамбуковый столик, фантастическая вещица, украшенная позолотой и странными рисованными сценками, а на столике лежала стопка бумаг, разложенных по порядку и надписанных так же аккуратно, как любое досье из конторы мистера Кларка.
– Ну что, Вильерс, удалось вам что-нибудь разузнать за эти три недели?
– Думаю, что да; вот у меня здесь пара выписок, которые показались мне особенно любопытными, и свидетельство, на которое я хотел бы обратить ваше внимание.
– И все эти документы имеют отношение к миссис Бомон? И вы в самом деле видели тогда на крыльце дома на Эшли-стрит именно Крэшоу и никого иного?
– Что до этого, я по-прежнему остаюсь при своем мнении, однако ни мои изыскания, ни результаты не имеют отношения к Крэшоу. Однако же мое расследование дало неожиданный результат. Я выяснил, кто такая эта миссис Бомон!
– Кто она такая? Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что нам с вами она лучше известна под другим именем.
– И каким же?
– Герберт!
– Герберт?! – переспросил Остин, совершенно ошеломленный.
– Да, миссис Герберт с Пол-стрит, она же Хелен Воан, чьи более ранние похождения мне не известны. Вы не случайно узнали выражение ее лица: когда вернетесь домой, взгляните на то лицо из Мейриковой книги ужасов, и вы поймете, откуда оно вам знакомо.
– И у вас есть доказательства?
– О да, лучшее из доказательств: я сам видел миссис Бомон – или лучше будет сказать «миссис Герберт»?
– Где же вы ее видели?
– О, совсем не там, где можно ожидать встретить леди, живущую на Эшли-стрит, в районе Пикадилли. Я видел, как она входила в дом на одной из самых гнусных и сомнительных улиц Сохо! На самом деле, я договорился о встрече, хотя и не с нею, и она пришла точно в назначенный срок.
– Все это выглядит крайне удивительным, однако не могу не заметить, что это невероятно. Не забывайте, Вильерс, я видел эту женщину в самом обыденном кругу лондонского света, болтающей, смеющейся и попивающей кофе в самой обычной гостиной, среди самых обычных тамошних завсегдатаев. Однако вы, видимо, знаете, что говорите.
– О да, еще бы! Я бы не стал полагаться на домыслы и фантазии. Я ловил миссис Бомон в темных водах лондонской жизни, вовсе не думая выудить Хелен Воан, однако же именно таков был итог.
– Похоже, вы побывали в странных местах, Вильерс.