Дом душ

Он склонился над камнем с лупой, чтобы в конце концов убедиться, что природа никоим образом не могла породить эти непохожие друг на друга лабиринты из линий. Завитки были разных размеров: некоторые диаметром меньше двенадцатой части дюйма; самый большой чуть-чуть не дотягивал до шестипенсовика; под лупой явственно виднелась точность и правильность резьбы, а в спиралях поменьше линии располагались с интервалом в сотую долю дюйма. Узор целиком выглядел изумительно, просто фантастически, и, глядя на таинственные завитки под mano in fica, Дайсон испытал благоговение пред немыслимой древностью и тем живым существом, которое прикасалось к камню с загадками до того, как возникли холмы, – в ту эпоху, когда твердые скалы еще кипели от испепеляющего жара.

– «Черные небеса» найдены, – проговорил он. – Но, судя по всему, я так и не узнаю, в чем состоит послание звезд.

Лондон снаружи затих, и в комнату ворвался холодный ветерок, а Дайсон все сидел, уставившись на скрижаль, тускло поблескивающую под светильником; и наконец, когда литератор закрыл бюро, спрятав внутри древний камень, его удивление по поводу дела сэра Томаса Вивиана возросло десятикратно. Он подумал о хорошо одетом, преуспевающем джентльмене, которого под нарисованной фигой настигла таинственная смерть, и испытал нерушимую уверенность в том, что между гибелью модного врача из Вест-Энда и причудливыми спиралями на каменной табличке существовали загадочные, невообразимые связи.

Целыми днями Дайсон сидел за своим столом и пялился на табличку, не в силах устоять перед ее магнетическим очарованием, ощущая вместе с тем абсолютную беспомощность – ведь у него не было ни малейшей надежды даже на то, чтобы разгадать начертанные на ней мистические символы. Наконец, отчаявшись, он позвал на помощь мистера Филлипса и вкратце поведал ему историю обнаружения камня.

– Боже мой! – воскликнул Филлипс. – Это чрезвычайно любопытно; вам действительно повезло. Почему-то она кажется мне древней, чем любая хеттская печать. Должен признаться, это иероглифическое письмо – если оно и впрямь письмо – мне совершенно незнакомо. Воистину, весьма причудливые завитки.

– Да, но я хочу узнать, в чем их смысл. Вы же понимаете, эта табличка – «черные небеса» из письма, найденного в кармане сэра Томаса Вивиана; она непосредственно связана с его смертью.

– О нет, чепуха! Это, без сомнения, крайне древняя скрижаль, украденная из какой-то коллекции. Да, рука вынуждает думать о странном совпадении – не более того.

– Мой дорогой Филлипс, вы живое подтверждение истинности аксиомы о том, что крайний скептицизм равнозначен банальному легковерию. Но как насчет того, чтобы расшифровать надпись?

– Я расшифрую что угодно, – заявил Филлипс. – Не верю в неразрешимое. Эти знаки любопытны, однако я не в силах даже помыслить о том, что они непостижимы.

– Тогда заберите штуковину с собой и сделайте с ней все, что сумеете. Она начала преследовать меня во сне и наяву; такое чувство, будто я слишком долго смотрел в глаза Сфинксу.

Филлипс удалился, положив табличку во внутренний карман. Он не сильно сомневался в успехе, поскольку разработал тридцать семь правил для расшифровки надписей. Однако прошла неделя, и когда этнолог опять пришел повидаться с Дайсоном, на его лице не было и следа торжества. Он застал друга в состоянии крайнего раздражения, расхаживающим взад-вперед по комнате, как человек, охваченный бурными эмоциями. Литератор вздрогнул и обернулся, когда открылась дверь.

– Ну что, – сказал Дайсон, – получилось? В чем смысл?

– Мой дорогой друг, жаль в этом признаваться, но я потерпел фиаско. Я тщетно перепробовал все известные стратегии. Я даже проявил назойливость и обратился к приятелю из музея, но он, хотя и является большим авторитетом в этом вопросе, вынужден был объявить, что бессилен. Я почти готов согласиться с идеей, что это какой-то обломок исчезнувшей расы – фрагмент другого мира, отличного от нашего. Я не суеверный человек, Дайсон, и вы знаете, что мне не свойственны даже благородные заблуждения, но повинюсь, я страстно желаю избавиться от этого маленького прямоугольника из черного камня. Честно говоря, у меня выдалась тяжелая неделя; ваша скрижаль кажется мне троглодитской и вызывает отвращение.

Филлипс достал табличку и положил на стол перед Дайсоном.

– Кстати, – продолжил этнолог, – во всяком случае, в одном я был прав: она была частью какой-то коллекции. На обороте есть клочок грязной бумаги, – вероятно, все, что осталось от ярлыка.

– Да, я заметил, – проговорил Дайсон с глубочайшим разочарованием. – Без сомнения, бумага – это ярлык. Но поскольку меня не очень волнует, откуда взялась табличка, и я лишь хочу узнать, что означает надпись, я не обратил внимания на бумагу. Полагаю, это безнадежная загадка, и все же она, несомненно, имеет величайшее значение.