Итак, это было предисловие. Хаберден, вы прислали мне закупоренный и запечатанный флакон с небольшим количеством белого хлопьевидного порошка, полученного от аптекаря, который выдавал его одному из ваших пациентов. Я не удивлен, что ваш анализ не увенчался успехом. Сотни лет назад это вещество было известно лишь избранным, и я даже не думал, что однажды получу его из современной аптеки. Кажется, нет причин сомневаться в правдивости фармацевта; он, без сомнения, купил у оптовика обычную соль, которую вы и прописали, и она пролежала у него на полке лет двадцать, если не дольше. Здесь вступают в игру случай и совпадение; на протяжении этих лет соль в бутыли подвергалась определенным периодическим колебаниям температуры, вероятно, в промежутке от 40˚ до 80˚[137]. И, как бывает, подобные изменения, повторяющиеся год за годом с неравномерными интервалами, а также с разной интенсивностью и продолжительностью, запустили некий процесс – настолько сложный и тонкий, что я сомневаюсь, можно ли его воспроизвести с тем же результатом на современной научной аппаратуре, невзирая на всю ее неимоверную точность. Белый порошок, который вы мне прислали, очень сильно отличается от прописанного лекарства; это порошок, из которого готовили вино для шабаша, Vinum Sabbati. Без сомнения, вы читали про ведьмин шабаш и смеялись над историями, которые повергали в ужас наших предков: о черных кошках, метлах и погубленных соседских коровах. Узнав правду, я часто думал о том, что стоит радоваться людской вере в подобный фарс, ибо он скрывает многое, о чем лучше вообще не знать. Но если вы потрудитесь заглянуть в приложение к монографии Пэйна Найта[138], то обнаружите, что Истинный шабаш был чем-то совсем иным, пусть даже автор весьма любезно воздержался от разглашения всех известных ему сведений. Тайны Истинного шабаша были тайнами стародавних времен, сохранившимися до средневековой эпохи, тайнами скверной науки, существовавшей задолго до того, как арийские племена пришли в Европу. Мужчин и женщин выманивали из жилищ под благовидным предлогом, после чего им навстречу выходили существа, способные без труда сыграть демонические роли – что, собственно, они и делали, – и уводили в какое-нибудь уединенное, безлюдное место, ведомое лишь посвященным в древнюю традицию и никому больше. Возможно, это была пещера на каком-нибудь голом и продуваемом всеми ветрами холме или же сокровенный уголок древнего леса – вот там и проводился Шабаш. Именно там в самый темный ночной час готовили Vinum Sabbati, и наполненный до краев нечестивый грааль передавали неофитам, участвовавшим в адском причастии; sumentes calicem principis inferorum[139], как мастерски выразился один старый автор. И внезапно каждый причастившийся обнаруживал рядом компаньона: существо, исполненное магии и неземного очарования, манящее в уединенное место, дабы предаться утехам – более изысканным и захватывающим, нежели любая трепетная мечта, – и таким образом довести до логического завершения шабаш как бракосочетание. О подобном писать трудно, большей частью потому, что манящий своей красотой образ был не галлюцинацией, а, как ни ужасно это признавать, самим неофитом. Сила ведьмовского вина была такова, что хватало лишь нескольких крупиц порошка, растворенных в чаше с водой, чтобы разрушить дом жизни, разделить триединую природу человека, овеществить и выпустить на волю червя – того, который никогда не умрет[140], но спит в каждом из нас, – облачив его в одежды из плоти. А потом, в час полуночный, заново разыгрывалось изначальное падение, и ужасная вещь, сокрытая под вуалью мифа о Древе в Саду, совершалась опять. Все это – nuptiæ Sabbatì[141].
