Дом душ

Один из собравшихся мужчин шагнул вперед и поднял руку, а другой рукой швырнул какой-то яркий комок на чашу весов, которая со звоном опустилась. Смит что-то пробормотал ему на ухо, а потом снова начал кричать:

– Кровь за золото, за фунт золота, жизнь врага! За каждый фунт золота на весах – жизнь!

Один за другим мужчины выходили вперед, каждый поднимал правую руку; золото взвешивалось на весах, и каждый раз Смит наклонялся вперед, что-то говоря на ухо претенденту. Потом он снова закричал:

– Вожделение и похоть за золото на весах. За каждый фунт золота – удовлетворенная страсть.

Зрелище вновь повторилось; поднятые руки, металл на весах, невнятный шепот и темные желания на каждом лице.

Затем собравшиеся один за другим приблизились к Смиту вплотную. Они, похоже, о чем-то тихо договаривались. Я видел, как Смит объясняет и демонстрирует; он жестикулировал, будто указывая направление, и пару раз всплеснул руками, словно желая подчеркнуть, что путь ясный и его ни с чем не перепутаешь. Я так пристально следил за ним, что почти ничего другого не замечал, и в конце концов с содроганием понял, что каньон пуст. Вроде бы я только что видел там группу злодеев и двоих, стоящих поодаль, у валуна; однако в мгновение ока Черная Бездна обезлюдела. Я в немом ужасе добрался домой и сразу же заснул от изнеможения. Несомненно, я должен был проспать еще много часов, но проснулся, едва рассвело и лучи восходящего солнца падали на мою постель. Пробудился резко, как будто меня грубо встряхнули; в замешательстве огляделся по сторонам и с изумлением увидел в комнате троих мужчин. Один из них держал меня за плечо.

– Ну же, мистер, подъем, – сказал он. – Полагаю, ваше время вышло, и ребята снаружи ждут – они очень торопятся. Пойдемте; можете одеться; утро нынче прохладное.

Я увидел, как двое других мужчин кисло улыбнулись друг другу, но ничего не понял. Просто натянул одежду и сказал, что готов.

– Ладно, тогда пошли. Ты первый, Николс, а мы с Джимом подсобим джентльмену.

Они вывели меня на солнечный свет, и тогда я осознал источник приглушенного бормотания, смутно озадачившего меня, пока я одевался. Снаружи дожидались человек двести, мужчины и даже несколько женщин, и когда они увидели меня, звук перешел в низкий, гулкий рокот. Я не мог постичь, в чем моя вина, но от услышанного сердце забилось учащенно, а на лице выступил пот. Я смутно, как сквозь пелену, взирал на взволнованное колыхание толпы, слышал нестройные голоса и понимал, что среди всех этих лиц нет ни одного, выражающего милосердие – только ярость такой силы, какую я не мог объяснить. Вскоре меня уже вела вверх по склону вереница сопровождающих, и у тех, кто шел рядом, в руках были револьверы. Время от времени до меня доносились слова и обрывки фраз, из которых я никак не мог составить связную повесть. И все же расслышал проклятия, а также фрагменты историй, показавшихся странными и невероятными. Кто-то говорил о несчастных, которых хитрыми уловками выманили из дома и лишили жизни посредством омерзительных пыток, о том, как их обнаруживали корчащимися, словно раненые змеи, во тьме безлюдья, умоляющими кого-нибудь нанести удар в сердце и тем самым положить конец страданиям; другой голос повествовал о невинных девушках, исчезнувших на день-два, чтобы вернуться и умереть, краснея от стыда даже во время предсмертных мук. Я гадал, что все это значит и что должно случиться, но был так утомлен, что шел вперед, будто сомнамбула, и по-настоящему желал лишь вновь заснуть. Наконец мы остановились, достигнув вершины холма, откуда открывался вид на долину Блю-Рок, и я увидел, что стою под сенью рощицы, где часто проводил время. Меня окружало кольцо вооруженных мужчин, и я заметил, что еще двое-трое таскают охапки хвороста; были и другие – они проверяли веревку. Затем толпа всколыхнулась, и кого-то вытолкнули вперед. Руки и ноги мужчины были крепко связаны; и хотя на его челе лежала печать безграничного злодейства, я его пожалел, ибо выражение лица и изгиб рта пленника выдавали страшные муки. Я его узнал; он был среди тех, кто собрался вокруг Смита в Черной Бездне. В один миг его развязали и раздели догола, оттащили под дерево и накинули на шею петлю, чей свободный конец обвивался вокруг ствола. Кто-то отдал приказ хриплым голосом; раздался топот, веревка натянулась; и я узрел перед собой почерневшее лицо, конвульсии и постыдную агонию. Шестерых мужчин – всех я видел в каньоне прошлой ночью – одного за другим повесили у меня на глазах, а трупы швырнули на землю как попало. Наступило затишье, и мужчина, который совсем недавно меня разбудил, подошел ко мне.

– Ваша очередь, мистер, – сказал он. – Даем пять минут, чтобы подвести жизненный итог, а когда это время истечет, клянусь Господом, мы сожжем вас заживо вон у того дерева.

В тот момент я очнулся, все понял. Из груди моей вырвался крик.

– Почему, что я такого сделал? Почему вы так со мной поступаете? Я безобидный человек, я никому из вас не причинил зла!

Я спрятал лицо в ладонях; положение мое казалось плачевным, меня ждала чудовищная погибель.