Дом дервиша

Читай, да. Читай, во имя Всевышнего, который сотворил тебя из кровавого сгустка.

Грязная плита, следы готовки, сигаретный дым въелся в обои, не опорожненные мешки для мусора в пылесосе. Освежители воздуха, которые расставил консьерж на подоконниках, рабочих поверхностях и емкостях, воняют моргом. А сама пустая, изобилующая какими-то звуками квартира с толстым слоем пыли на жалюзи, сальными половицами и мертвым голубем, разлагающимся на балконе, пахнет холостяком. Вот упаковка гранулированного быстрорастворимого чая на липком кухонном шкафу. Письма и каталоги валяются у стены рядом с входной дверью. Дыра под балконной дверью. Мягкий темный овал, оставшийся от жирных волос, на стене над призрачными очертаниями изголовья кровати. Матрас весь в пятнах, унитаз коричневый от налета. Серая жвачка растаяла на кафельной плитке в кухне.

Лейла борется с рвотным позывом.

— Задолжал за два месяца арендную плату, — говорит консьерж, маленький, с выпирающим животом, напоминающий пещерных людей.

Лейле подумалось, что такой подвид вымер несколько десятилетий назад, подвид озлобленных людишек, постоянно шныряющих по дому и везде сующих свой нос. Он взял пачку мелких купюр за то, чтобы проводить ее и Яшара в эту квартиру на восьмом этаже. Лифты перестали работать здесь задолго до того, как Мехмет Али снял квартиру. Жители пристально сердито смотрят на них, пока они протискиваются по лестнице. У всех дети, и телевизор орет в гостиной. На третьем этаже Лейла сбрасывает туфли на каблуках, иначе им придет конец на разбитых бетонных ступеньках.

— А вы ему кто? Друзья? Родственники?

— Деловые партнеры, — говорит Лейла. — А как давно его нет?

— С февраля, — отвечает консьерж.

— А что, тут не привыкли ждать, пока кто-то будет объявлен мертвым, а потом уже распродавать его имущество?

Капыджи[66] пожимает плечами.

— Это решение хозяина дома. Это ж его владения. А вся эта ерунда покрывает первые пару месяцев аренды. Вы уверены, что вы ему не родственники?

— Это не наши проблемы, — бурчит Яшар из кухни.

— Ну кому-то ж это принадлежит.

— Вы не против, если мы осмотримся? — спрашивает Лейла.

Привратник, кажется, не слышит ее и зажигает, как ни в чем не бывало, сигарету. Лейла выуживает из кошелька двадцать евро. Да, репутация стамбульских привратников как взяточников подтверждается. Ну, мало было надежд, что на их стук дверь откроет сам Мехмет и напоит их чаем с конфетами. Мехмет исчез, но все его пожитки на месте, и так даже лучше. Теперь предстоит проделать работу детективу, а она еще в глаза не видела контракта от злобной Зелихи. Родственники — худшие работодатели. Лейла садится на корточки и осматривает трещинки в полу, заглядывает под плинтусы, встает на цыпочки, чтобы посмотреть на верхних полках, шарит по углам шкафов. Старые трусы, которые использовали как тряпку для вытирания пыли, да целлофановые упаковки от сигаретных пачек. От цветочного букета освежителя воздуха начинает болеть голова. Этот запах будет витать в мозгу несколько дней. Она поднимает крышку туалетного бачка.

Надо найти вторую половинку, сказал Яшар в машине, принадлежащей Джейлан — Бесарани, помятом ситикаре «пежо», которым приходилось управлять в ручном режиме, поскольку автопилот подцепил какой-то вирус. Яшар отпустил руль, чтобы порыться в конверте, а Лейла перехватила его левой рукой и объехала автобус дальнего следования с аккуратными кружевными занавесочками. Лейла забрала прекрасный миниатюрный серебряный Коран, по размерам меньше большого пальца. Яшар снова взялся за руль.

— Старый.

— Персидский. Настоящее серебро.

Лейла перевернула вещицу, и ощущение насилия, застывшее на обнаженной странице, поскольку Священный Коран разрезали пополам, напомнило, что не так уж далеко она уехала от Демре.

— А как он стал половинкой?

— Есть семейная легенда. По любому поводу найдется семейная легенда.

— Расскажи, я люблю семейные легенды.

— Все началось на заре XX века во время Первой мировой. Мой прапра-чего-то-там дедушка Абдулкадир — нас даже заставили выучить его имя, словно он был отцом нации или чем-то в этом роде, — так вот, его отправили в Чанаккале. Есть там такой холм Чанак Байыры, где прославился Мустафа Кемаль. Даже в Стамбуле все понимали, что это практически смертный приговор. Коран был старинной реликвией; узнав, что Абдулкадир собирается на фронт, его мать пошла к еврею-ювелиру и попросила аккуратно разрезать Коран пополам. Мусульмане бы не согласились такое сделать, как гласит история. Одну половинку мать дала ему с собой на фронт, а вторую сохранила. Священный Коран — единое целое, он неделим, и вторая половинка всегда будет искать первую и приведет сына снова домой.

— Он вернулся? Он выжил?

— О да, дедуля Абдулкадир оказался живучим. Он быстро смекнул, что сносить голову на плечах можно, нужно лишь держать от Кемаля и его удальцов подальше, в итоге дожил до восьмидесяти восьми и свалился замертво прямо в разгаре новогодней вечеринки.

— Думаю, тебе стоит гордиться им. Мне кажется, все, кто был в Чанаккале, герои.