Долина Иссы

Прежде всего стоит объяснить автобиографическую подкладку романа, а заодно и необычную социально-этническую структуру изображенного в нем мира. Милош, как и его предшественник Адам Мицкевич, говорил, что он родом не из Польши, а из Литвы. Но в случае Мицкевича это парадокс: когда в первой строке "Пана Тадеуша" звучит возглас "Отчизна милая, Литва", имеются в виду окрестности Новогрудка, то есть не современная Литва, а Беларусь (называвшаяся "Литвой", так как до конца XVIII века она принадлежала Великому Княжеству Литовскому). Кстати, Милош в детстве удивлялся, почему в "Пане Тадеуше" изображены буки, которых в Литве нет — об этом сказано на первой странице "Долины Иссы". Сам он родился в настоящей Литве, даже в ее центре — селении Шетейне (по-литовски Шетеняй) на берегу Невяжи (Нявежис), на север от Ковно (Каунаса). В романе Невяжа-Нявежис превращается в Иссу, а Шетейне в Гинье (по-литовски, вероятно, было бы Гиняй, Giniai). Имя "Исса" взято у соседней — километрах в пятидесяти — реки Дубисы; в его написании ощущается извилистость, а в звуке слышно шипение ужа — существа, важного для местной мифологии.

Как видим, каждый топоним в этих краях имеет две формы славянскую и более древнюю балтийскую, сиречь польскую и литовскую. Дело в том, что литовское дворянство — шляхта — в XVI–XVII веках перешло на польский язык, а литовский сохранился главным образом среди крестьян. В романе об этом то и дело говорится. "Например, когда мальчишки бегут голые, чтобы бухнуться в воду, они не могут кричать ничего кроме:"Ej, Vyrai!", то есть: "Эй, мужчины!" Vir, как узнал Томаш впоследствии, по-латыни значит то же самое, но литовский, вероятно, старше латыни".^[95] Служанка Антонина (ее прототип — реальная нянька Милоша Антанина Рупис) говорит на мешанине двух языков, литовский для нее родной, а польский — приобретенный.

Все это слегка напоминает Ирландию Йейтса и Джойса, где господствует английский, в то время как архаичный гэльский (на английский совершенно не похожий) оттеснен в провинциальные углы. Впрочем, он сохранил свой престиж и считается особо поэтическим — Йейтс на нем иногда писал, а Джойс им серьезно интересовался. Но литовский сохранился куда лучше гэльского — начиная с XIX века он стал возрождаться, превратился в литературный, потом и в государственный, в конце концов вытеснил (или почти вытеснил) польский. В детстве Милоша польский еще обладал прерогативами языка высшего сословия, иначе говоря, языка культуры. В долине Иссы-Нявежиса это было заметно лучше, чем во многих иных местах. Вес шляхты там был особенно высок. Писатель-классик Генрих Сенкевич — которого Милош, правда, не любил — в очень популярном историческом романе "Потоп" описал этот край как землю обетованную польского рыцарства. Литовские крестьяне вместе со шляхтой участвовали в восстании против царизма в 1863 году. Как правило, они понимали польский (язык народных песен в романе — обычно диалект польского, близкий, кстати, и к белорусскому), а шляхтичи худо-бедно могли объясниться по-литовски. При этом люди из высшего слоя не только сохраняли литовские по происхождению фамилии, но и считали себя литовцами; они говорили на польском языке, но противопоставляли себя, иной раз даже резко, так называемым "короняжам" — полякам из Варшавы или Кракова ("короняж" по происхождению, Ромуальд Буковский в романе осознается как "неполностью свой"). Конец этому странному сосуществованию народов и языков положил XX век. В 1918 году Польша и Литва, отделившись от российской империи, восстановили свою независимость. Отношения между двумя новыми государствами сложились скверно. Предполагалось, что в Литве должны жить прежде всего литовцы, а полякам следует убраться в Польшу. Родители Милоша должны были переехать из Шетейне (ныне Шетеняй, и никак иначе!) в Вильнюс, который оставался польским еще двадцать лет. Уехал и малолетний Чеслав — уходом его двойника Томаша из родных мест кончается роман.

Этнический узор тогдашней Литвы передан в "Долине Иссы" с немалой точностью. По форме имен и фамилий можно судить о литовском или польском самоотождествлении. Пакенас, Вацконис, колдун Масюлис, "погирский американец Балуодис — явные литовцы, об этом говорит древнее, исчезнувшее в славянских языках окончание "с". Девочка Онуте, с которой Томаш проходит первые уроки секса — литовка (по-польски она была бы Ануся). Домчо Малиновский. Сыпневский, Шатыбелько, ксендз Монкевич, тетка Хелена Юхневич, не говоря уже о "чужаках" Буковских — поляки, или по крайней мере склоняются к польской стороне. Гора Вилайняй — литовское название, деревня Погиры — полонизированное (по-литовски Погиры несомненно называются Пагиряй, то есть "Полесье"), Даже имя коровы Марге — явно литовское, оно означает "Пеструха".