Долина

Его секретарша безоговорочно некрасива, жена тоже не красавица. Ведь именно этого он и хотел. Что такое красивая женщина, он испытал на себе. Она все может сделать с человеком, которого встретила на своем пути. После Вероники ему захотелось безопасности. Тишина, преданность, покой — все это делает жизнь терпимой. Именно Герда была ему необходима. У нее нет других мыслей — только он. Она и не хочет ни о чем другом Думать, она подчиняется всем его решениям, она никогда не спорит. Кто это сказал: «Самое страшное — это обладать тем, чем пожелаешь?»

Джон раздраженно нажал на кнопку звонка. Он примет эту больную!

На это ушло четверть часа. Как легко получать деньги! Снова он внимательно слушал, задавал вопросы, успокаивал, выписал рецепт на дорогое патентованное средство. Ободренная пациентка вышла из кабинета более уверенным шагом. Он помог ей понять на какое-то время, что жизнь все-таки стоит того, чтобы жить.

Джон откинулся на спинку кресла. Теперь он свободен. Он может пойти в свою квартиру и присоединиться к Герде и детям, забыть о всех существующих болезнях до будущего понедельника.

Но у него не было сил и желания шевелиться, что-либо делать. Это было какое-то странное и незнакомое ощущение. Воля устала приказывать.

Он так устал… устал… устал…

Глава IV

В столовой Герда Кристоу рассматривала ногу ягненка и думала, что ей делать. Нужно ли жаркое отправить на кухню и подогреть, или нет. Если Джон еще задержится, то мясо совсем остынет. Но, с другой стороны, если он поднимется сейчас — ведь ушла последняя больная — то он не сможет сразу же сесть за стол. Он войдет и скажет тоном, которого она так боится, — так он говорит, когда с трудом удерживается, чтобы не всплыть, — он скажет:

— Ты же знала, что я сейчас приду.

Если она отошлет блюдо в кухню, мясо будет пережаренное и сухое. Он этого не любит, но он не любит также и остывшее жаркое.

Герда не приняла никакого решения и чувствовала себя несчастной. Сейчас для нее вся вселенная была в этой бараньей ножке, которая остывала.

По другую сторону стола сидел двенадцатилетний Теренс. Он сообщил, что соль борной кислоты горит зеленым пламенем, а хлористый натрий — желтым. Герда посмотрела на маленькое лицо, усыпанное веснушками. Она не имела ни малейшего понятия, о чем только что говорил ее сын.

— Разве ты об этом не знаешь, мама?

— О чем, дорогой?

— О том, о чем я только что говорил, о солях. Глазами Герда поискала солонку, которая оказалась на столе. Перечница — тоже. Как-то на прошлой неделе их забыли поставить, и Джон возмутился…

— Это химические опыты, — продолжал Теренс. — Это очень интересно.

Зена, девяти лет, шумно вздохнула.

— Я хочу есть! Можно, мама?

— Подожди немного. Нужно подождать папу.

— Но, — заметил Теренс, — мы могли бы начать. Зачем ждать папу? Он всегда ест так быстро.

Герда отрицательно покачала головой.

Может быть, разрезать? Но она никогда не помнила, с какой стороны следует приниматься за ногу. Если она ошибется, Джон будет очень недоволен. Можно просто прийти в отчаяние! Она всегда совершает ошибки, которых хотела бы избежать. Вот уже и соус начал остывать! Нет, необходимо отослать блюдо в кухню. Но если сейчас придет Джон? Он может войти в любой момент…

Мысли в ее голове шли кругом…

А Джон в своем кабинете не шевелился. Он рассеянно постукивал пальцами по столу. Он знал, что его ждут в столовой, но не мог найти в себе силы, чтобы подняться.

Сан-Мигуэль… голубое море… запах мимозы… солнце… жара… любовь… страдание…

— Нет, нет! — пробормотал он. — Хватит об этом. Все кончено и давно кончено.

Ему вдруг захотелось обо всем забыть, о том, что он когда-то любил Веронику, что женился на Герде, что знает Генриетту…

Мамаша Крэбтри одна стоила их всех, вместе взятых. На прошлой неделе ей стало хуже. Он был очень ею доволен, все шло так хорошо, и вдруг — резкое ухудшение. Когда он подошел к кровати, она повернула к нему свое бледное лицо и посмотрела на него маленькими лукавыми глазами.

— Я ведь служу вам подопытным кроликом, правда, дорогуша доктор? Это ведь еще один эксперимент?

Он улыбнулся:

— Мы хотим вас вылечить!

Мамаша Крэбтри сделала гримасу.

— Вы прежде всего хотите увидеть, чего стоят ваши новые штучки. Ничего плохого со мной не случится, можете продолжать. Ведь надо, чтобы кто-то начал, верно? Когда я была еще совсем девчонкой, мне сделали завивку-перманент. В то время это было совсем не простым делом. Я могла бы запросто закосить под негра. По волосам было не провести гребешком! Но меня это не забавляло. Если вас забавляет это, то можете продолжать! Все выдержу!

Джон проверил ей пульс. Ему вдруг захотелось рассказать ей о своей жизни.

— Вы не очень хорошо себя чувствуете? — спросил он.

— Попали в точку, — ответила больная. — Все идет не совсем так, как вы думали, да? Пусть это вас не беспокоит! Я бывала и в худших передрягах!

Он снова улыбнулся.

— Какая вы замечательная! Если бы все мои пациенты были на вас похожи!

— Я просто хочу поправиться, — ответила она. — Моя мама прожила восемьдесят восемь лет, а бабушка девяносто. В нашей семье все живут до глубокой старости.