Долина

– Перелеты расписаны только на случаи срочной медицинской помощи и на случаи доставки необходимых лекарств. Но я передам мэру все ваши просьбы.

– Этого недостаточно, – вскинулся Уильям.

Ирен смерила его взглядом.

– И что вы собираетесь делать?

– Передайте мэру, что отныне ни одно решение не будет принято без нас или против нас, иначе…

– «Мы» – это кто? – спросила Циглер, скользнув глазами по маленькой толпе. – «Иначе» – что?

Сервас увидел, как она спокойно обогнула стоящего на пути колосса и, решительно вклинившись в толпу, двинулась к отелю, не обращая внимания на свист и протестующие крики. Он пошел следом. Поднимаясь под аккомпанемент этих воплей по ступеням, он думал о том, что говорил психолог на одной из конференций, где ему довелось побывать. «Вот таким толпам нравятся простые ответы, слова вроде «справедливость» или «свобода». Нравятся лозунги. Они предпочитают ирреальное реальному, а слепую веру – фактам. Неповиновение предпочитают весу и авторитету, ярость предпочитают здравому смыслу, а упрощенные понятия – сложным. Требования толпы могут быть вполне легитимными, и чаще всего так оно и есть. Однако такие психологи, как Ле Бон, Фрейд, Фестингер или Зимбардо, изучавшие психологию масс, установили, что большинство индивидуумов, составляющих толпу, – это люди здравомыслящие, но, попадая в толпу, они утрачивают не только волю к противостоянию, но и здравый смысл, и способность к рассуждению, и независимость характера, а зачастую – и личностные ценности. В психологии это называется растворение личности в группе». Сервасу тогда эта формула очень понравилась. «А вследствие этого, – прибавил психолог с гурманской улыбочкой, – толпу привлекает кровь: гильотина, пожары, побивание камнями, линчевания, разрушения, а также козлы отпущения…» А на экране за его спиной проплывали кадры событий в Индии, Пакистане, Центральной Африке, а также в Гарж-ле-Гонесс[45].

А разве сегодня социальные сети не окунают граждан, еще недавно вполне здравых и самостоятельных в суждениях, в пучину, где растворяется личность, в море фактов и фантасмагорий, которыми разные группы подпитывают друг друга?

– Вот ведь черт, – ругнулась Ирен, входя в отель. – Что значит весь этот бред? Достали уже!

– Хочешь выпить? – предложил Сервас.

Она обернулась.

– Ты серьезно? Почти четыре часа утра…

– Да наверняка весь город уже проснулся. Я думаю, выпить стоит.

Крики на улице стали понемногу стихать. Люди вступили в первый контакт с властями, а следующую попытку предпримут потом, позже. Сервас поймал себя на мысли, что Уильям не произвел впечатления человека неразумного, что им, несомненно, двигало искреннее стремление что-то изменить. Но взаимное доверие в этой стране уже давно было подорвано. Решив, что в какой-то мере он уже официально вновь вступил в ряды блюстителей закона, Мартен подошел к бару, взял бутылку «Лафройга»[46] и налил себе стаканчик.

– Ситуация выходит из-под контроля, – признала Циглер, протянув ему свой стакан. – Они начнут сами искать виноватого. И этим займется кто попало…

– Мартен, в чем дело? Ты на часы смотрел?

– Прошу прощения, доктор, – ответил он. – Мне очень захотелось с вами поговорить.

Она секунду помолчала, и он представил ее в постели. Одну.

– Расследование продвигается? – спросила она сонным голосом.

– Это уже не мое расследование, – сказал он. – И мое, и не мое. Я слишком много знаю.

– М-м-м… – зевнула она. – Помощь нужна?

Он улыбнулся.

– Все в прядке, Шерлок.

– Как вам будет угодно, Ватсон. Я читала газеты, – сказала она, сразу посерьезнев. – Ужас какой… Как можно убить кого-то таким жутким способом?

– И не только таким…

– М-м-м… Я не то хотела сказать…

Он услышал, как она заворочалась в постели.

– Хочешь, чтобы я дал тебе поспать?

– Все в порядке, Мартен. Ты же знаешь, что я часто просыпаюсь ночью. У вас есть какая-нибудь зацепка? Хоть что-нибудь?

– Пока ничего определенного. А ты как? Как прошел день?

Он подумал, что поздновато задавать такие вопросы, и испугался, что придется выслушать очередную историю болезни. Но вместо этого она направила разговор в другое русло.

– На меня вчера напал один мой коллега. Он перед всеми оспорил мой метод диагностики и пытался меня унизить… Этот дурак считает, что знает все лучше других. Все медсестры у его ног, и он воображает, что перед ним не устоит ни одна женщина. Нет, ты только представь себе! Терпеть таких не могу!

Он вдруг насторожился.

– А как зовут этого коллегу?

– Годри. Жером Годри. Ты его не знаешь.

Она коротко рассмеялась. Но он уловил горечь в ее голосе. И вдруг внутри все сжалось. Леа редко впадала в такое состояние из-за неприятностей на работе. А сейчас она была просто в ярости, ее что-то явно ранило. Может, это потому, что доктор Жером Годри в один прекрасный момент стал значить для нее больше, чем сотрудник?

– Мне очень жаль, сокровище мое.

– Сама не понимаю, чего я так разволновалась из-за какого-то придурка.

– Ты давно работаешь с ним?

– Два года.