Долгое отступление

Описывая протестные настроения прекариата, Гай Стэндинг отмечает, что недовольные массы не имеют четкой идеологии и программы, более того, они очень смутно представляют себе собственные интересы. «Они охотно прислушиваются к самым вздорным призывам и готовы отдать свои избирательные голоса и денежки на создание и укрепление политической платформы для этих смутьянов. Сам успех неолиберальной программы, в той или иной степени проводившейся правительствами разных стран, породил — пока еще в зачаточном виде — политическое чудовище»[316]. Как отмечает Стэндинг, традиционные левые Британии оказались не готовы к этому явлению. «Стареющим профсоюзным деятелям, которые обычно „дирижировали“ первомайскими мероприятиями, оставалось лишь удивляться, глядя на скопище новых демонстрантов, чьи требования свободы миграции и универсального базового дохода имели мало общего с традиционным тред-юнионизмом. Профсоюзы видели разрешение проблемы „незащищенного труда“ в возвращении к лейбористской модели, отлично служившей им для консолидации в середине двадцатого столетия: это более стабильные рабочие места с долгосрочными гарантиями занятости и соответствующими заманчивыми привилегиями. Но многие юные демонстранты на примере своих родителей видели, что значит жить по фордистскому образцу: тянуть лямку от зари до зари и целиком зависеть от промышленного менеджмента и диктата капитала. И, даже не имея связной альтернативной программы, они не выказывают ни малейшего желания возрождать лейборизм»[317].

На самом деле прекариат, описанный Стэндингом, отнюдь не является классом. И неспособность этой массы сформулировать собственную программу и сформировать организации, хоть как-то говорящие от ее имени и защищающие ее интересы, более чем показательна. В тех немногих случаях, когда экономические задачи прекариата хоть как-то решались, делалось это как раз традиционными левыми, занимавшимися организацией этих работников как бы извне, опираясь на традиционные формы и традиционные ресурсы профсоюзного движения (например, в случае успешных забастовок работников доставки, проведенных в 2020–2021 годах в России профсоюзом «Курьер»). Но констатация социальной слабости и противоречий сознания этой угнетенной и неполноправной массы отнюдь не означает отсутствия у нее собственных интересов. Проблема лишь в том, что, во-первых, эти интересы, даже чисто экономические и текущие, не могут быть реализованы и защищены, иначе как в рамках более комплексных социальных реформ, проводимых на основе социалистической программы, а во-вторых, не работает характерная для старого рабочего движения схема, когда профсоюзная мобилизация и защита экономических прав предшествует политической борьбе. В данном случае все происходит противоположным образом. Политическая мобилизация становится важнейшим условием для социальной консолидации.

Разумеется, если взглянуть на историю рабочего движения в классический индустриальный период, оно тоже развивалось далеко не линейно. Деятельность тысяч профсоюзных активистов и социалистических агитаторов имела прямое отношение не только к формированию организационных структур и идеологии рабочего движения, но и к становлению самого класса (по крайней мере, как «класса для себя», способного осознавать свои интересы и защищать их). Однако в условиях кризиса неолиберального капитализма эта работа не только должна быть во многих случаях проделана заново, но и неминуемо должна быть проделана в более радикальной форме, поскольку, как мы уже видели, чисто экономическая борьба становится уже недостаточной, да порой и невозможной. Точно так же невозможно и пытаться вернуть разрушенные капиталом прежние структуры социального государства. Для того чтобы восстановить социальную связанность общества в новых условиях, необходимо куда более решительное наступление на капитал.

КЛАССЫ И ИНТЕРЕСЫ