Стандартный ответ социалистов на множащиеся проблемы капитализма состоял в обещании революции, которая разрешит накопившиеся противоречия. Правда, революция не только решает проблемы капитализма, но и создает свои собственные, порождаемые неравномерной динамикой преобразований, неготовностью масс (а часто и лидеров движения) к тем задачам, которые разом валятся на победителей, инерцией радикализма, да и просто бедами, оставшимися в наследство от прошлого режима (ведь ни одна политическая или социальная система не уходит «просто так», она уступает место новым отношениям через кризис и потрясения). Вполне понятно поэтому, что с самого момента появления коммунистических и социалистических движений в их рядах существовала надежда на более мягкий сценарий, на постепенные (пусть даже очень масштабные) реформы, которые позволят избежать потрясений революции. И опыт XX века показал, что эта надежда была далеко не беспочвенной. Конечно, реформы тоже давались с большим трудом, наталкивались на сопротивление правящих классов и становились предметом борьбы. Тем не менее в течение большей части столетия эти реформы (по крайней мере — в демократических странах) продвигались. Подобные успехи превращали даже молодых идейных революционеров в прагматичных реформистов, готовых идти на уступки — не только ради смягчения конфликта с правящими кругами, но и для того, чтобы сохранять поддержку масс, тоже предпочитавших постепенные перемены великим потрясениям.
К несчастью, конец столетия показал, что значительная часть достигнутого — обратима.
XX век завершился не только чередой политических неудач левых, но и последовательным демонтажом проведенных ранее социальных реформ. А страны, где были ликвидированы однопартийные коммунистические режимы, за полтора-два десятилетия сумели не только утратить почти все социальные завоевания предыдущего периода, но и превратиться в периферию буржуазной мир-системы, воспроизводя все худшие черты раннего капитализма. Тем самым в разных частях мира вновь встал вопрос о революции и ее соотношении с реформами. В известном смысле процесс преобразований приходится начинать заново, хотя, разумеется, и не с чистого листа. А поскольку повсеместно развернувшийся демонтаж социальных прав подрывает и основания современной демократии, то приходится заново завоевывать или защищать демократические свободы, которые казались (по крайней мере в странах Запада) необратимо завоеванными уже в середине XX века.
Еще Роза Люксембург, рассматривая взаимосвязь между демократией и социальными реформами, показывала, что именно гражданские свободы дают основание надеяться на превращение государства в инструмент воли большинства. Благодаря демократии происходит сближение государства и общества (и даже «развитие государства в общество»), что «служит этапом к социалистическому перевороту»[356]. Однако демократия переносит противоречие внутрь государства, оно само превращается в арену борьбы различных классовых сил. И выиграть эту борьбу старые правящие классы могут лишь за счет ограничения, свертывания или выхолащивания народного участия в политике. Вот почему поворот к неолиберализму и демонтаж социального государства был одновременно и периодом явного или скрытого отступления демократии даже в самых свободных и передовых странах. Тем более катастрофически развивался этот процесс в государствах, возникших на руинах СССР и провозгласивших курс на построение демократии. Вновь обретенные свободы последовательно отменялись или ограничивались — во имя национальных интересов, ради которых надо было жертвовать и социальными правами.
Провозглашение курса на рыночную экономику и ограничение социальных прав отнюдь не вело к снижению значимости государства, сокращению бюрократии или отказу правительства от влияния на экономику. «Большое государство», возникшее в XX веке, никуда не делось и в XXI столетии, несмотря на политику «разгосударствления», проводившуюся почти повсеместно. Но в том-то и дело, что вопрос стоит не о «размерах» государства, а о его функциях. По мнению Розы Люксембург, расширение функций государства, порождаемое естественным ходом событий, отнюдь не является негативным фактором. Вопрос в том, как общество будет использовать сложившуюся ситуацию: «Конечно, само капиталистическое развитие значительно изменяет природу государства, постоянно расширяя сферу его влияния, наделяя его новыми функциями, особенно в области экономической жизни, и в силу этого делая все более необходимым его вмешательство и контроль. Таким образом постепенно подготавливается будущее слияние государства с обществом, так сказать, обратный переход функций государства к обществу»[357].