Долгое отступление

Границы надзорного капитализма очень хорошо стали видны во время пандемического кризиса 2021–2022 годов, когда стихийное массовое сопротивление в одной стране за другой приводило к срыву кампаний по принудительной вакцинации или внедрению различных форм медицинского контроля за населением. Этот протест, принимавший то форму саботажа, то форму прямого противодействия, то форму уклонения, в строго медицинском смысле выглядел совершенно иррациональным, поскольку проводимая политика трактовалась властью и предъявлялась обществу как способ защитить здоровье граждан от эпидемии. Власть повсюду от Америки и Канады до Казахстана и России действовала строго в соответствии с представлениями Фуко о дисциплине. Однако уклоняющиеся массы людей, не читавших, разумеется, ни Фуко, ни де Серто, при всей иррациональности своих мотивов, бредовости аргументации и нелогичности применяемых методов оказывались более эффективны и действовали по-своему разумно, поскольку не столько поняли, сколько интуитивно почувствовали, что суть дела вовсе не в заботе об их здоровье (даже если она все-таки имела место как побочный мотив правительств), а именно в самом контроле. И пространство, уступленное власть имущим однажды под предлогом медицинской заботы, будет уже очень трудно отвоевать снова, когда ситуация изменится. Таким образом, выбирая между реальным риском заражения и очевидной перспективой потери личной свободы, люди предпочитали первое.

Стихийное сопротивление мобилизации, развернувшееся в России во время конфликта с Украиной осенью 2022 года, является не менее показательным примером. Крайне низкий уровень солидарности и доверия в обществе не позволял (по крайней мере — на первых порах) противопоставить какие-либо коллективные действия решению Кремля о массовом призыве мужчин на фронт. Люди сопротивлялись индивидуалистически, скрываясь от мобилизации, прячась в лесах и сотнями тысяч покидая страну, а иногда и поджигая по ночам военкоматы, чтобы уничтожить находившуюся там документацию. Суммарный эффект от подобного стихийного уклонения, несмотря на отсутствие какой-либо организации, оказывался не менее значимым, чем если бы в стране развернулось мощное движение протеста.

Массовый саботаж потребителей оказывается другой типичной народной практикой, хотя его эффекты, как правило, менее заметны. Потенциальный покупатель, ради манипулирования которым проводятся масштабные рекламные кампании и организуются дорогостоящие исследования, вдруг становится «невидимым». Приспосабливаясь к меняющейся ситуации, «простые люди» то и дело оказываются более гибкими, чем крупные организации, использующие искусственный интеллект и содержащие целый штат аналитиков.

Но еще большей проблемой, чем сопротивление граждан или потребителей, становится естественное, объективное сопротивление экономической, технологической, социальной и природной среды, нуждающейся для своего стабильного воспроизводства совсем не в тех решениях, которые принимают в своих интересах хозяева крупных компаний.

Мощь капитала, сколь бы впечатляющей она ни была, раз за разом оказывается недостаточной для осуществления желаемого контроля над людьми и социальными процессами, не говоря уже о процессах природных. Но стихийное сопротивление среды, то и дело блокирующее и даже сводящее на нет планы могущественных правящих кругов, все равно не решает главной проблемы, ибо не создает новых институтов, необходимых для того, чтобы человеческое общество вышло на новый виток развития.

ГЛАВА 2. МЕЖДУ РЕФОРМОЙ И РЕВОЛЮЦИЕЙ