Долгая прогулка

— Она почти ничего не говорила. Мне кажется, она долго не могла поверить. И еще мысль о том, что я получу, если выиграю. Награда — все, что захочешь до конца жизни — думаю, этот образ ослепил ее. У меня был брат, Джефф. Он умер от пневмонии когда ему было шесть, и — это жестоко, но не знаю, как бы мы выкрутились, если бы он выжил. И... мне кажется, она просто успокаивала себя мыслью, что если я окажусь в основной группе, я смогу просто отказаться. Мейджор — хороший человек. Так он говорила. Я уверена, он тебя отпустит, когда поймет все обстоятельства. Но за уклонение от участия в Прогулке закрывают точно так же как за высказывания против нее. А потом мне позвонили и сказали, что я вошел в число Идущих. В основную группу.

— А я — нет.

— Нет?

— Нет. Двенадцать Идущих воспользовались своим правом на отказ 31-го апреля. Я был двенадцатым из запасных. Мне позвонили уже после 11 вечера четыре дня назад.

— Господи! Правда что ли?

— Ага. Вот так вот близко.

— Тебе это... не обидно?

МакФриз только пожал плечами.

Гэррети посмотрел на часы. Они показывали 3:02. Всё будет хорошо. Его тень, растянувшаяся под воздействием послеполуденного солнца, двигалась теперь немного уверенней. Вокруг стоял приятный, свежий весенний денёк. Нога была в порядке.

— Ты по-прежнему думаешь, что сможешь... просто сесть? — спросил он МакФриза. — Ты пережил большинство уже. Шестьдесят одного человека.

— Скольких кто из нас пережил — не так важно, я думаю. Просто наступает такой момент, когда воля просто кончается. Не имеет значения, что я думаю, понимаешь? Когда-то мне нравилось мазюкать маслом по холсту. И получалось неплохо. А потом однажды - бац! Не было такого, чтоб мне постепенно надоело, — нет, я просто прекратил. Бац. Не было желания продолжать ни одной лишней минуты. Ложась вечером спать, я любил живопись, а когда проснулся, — как отрезало.

— Выживание сложно назвать увлечением.

— Насчет этого не уверен. Как насчет любителей экстремального дайвинга? А охотники на крупную дичь? А скалолазы? Или даже просто какой-нибудь слабоумный заводский рабочий, чьи представления о хорошем времяпровождении ограничиваются дракой в субботу вечером? Все эти вещи сводят выживание именно что к простому увлечению. Таковы правила игры.

Гэррети ничего не ответил.

— Ты лучше поднажми чуток, — сказал МакФриз. — Мы теряем скорость. А нам это нельзя.

Гэррети поднажал.

— Мой отец — совладелец автокинотеатра, — сказал МакФриз. — Он собирался связать меня, заткнуть кляпом рот и засунуть в подвал, а сверху прикрыть кучей всяких кинозакусок, и плевать там на Отряды.

— И что ты сделал? Уболтал его?

— На это не было времени. Когда они позвонили, оставалось всего десять часов. Нас ждал самолет, а в аэропорту Преск-Иль — машина из проката. Отец бесновался, кричал, а я просто сидел, кивал, со всем соглашался, а вскоре в дверь постучали, и когда мама открыла ее, на пороге стояли два просто гигантских, огроменных солдата. Господи, они были так уродливы, что часы останавливались при виде их. Отец только раз посмотрел на них и сказал: "Пит, иди-ка ты наверх и собери свой рюкзак". — МакФриз подкинул рюкзак на плече и усмехнулся воспоминанию. — И не успели мы опомниться, как все вместе оказались на борту того самолета. Даже моя сестричка Катрина. Ей всего четыре. Мы приземлились часа в три ночи и поехали к границе. Думаю, из нас всех только Катрина по-настоящему понимала, что происходит. Она все повторяла "У Пити приключение". — МакФриз взмахнул руками в странном незаконченном движении. — Они живут в мотеле в Преск-Иль. Не хотят ехать домой, пока все не закончится. Так или иначе.

Гэррети посмотрел на часы. 3:20.

— Спасибо, — сказал он.

— За то, что снова спас твою жизнь? — весело рассмеялся МакФриз.

— Да, именно так.

— А ты уверен, что с моей стороны это было одолжением?

— Я не знаю, — сказал Гэррети и, помолчав, продолжил: — Но я тебе кое-что скажу. Оно изменилось для меня навсегда. Ощущение утекающего времени. Даже когда идешь без предупреждений, всего две минуты отделяют тебя от внутренней стороны кладбищенской ограды. А это не очень много.

Словно по заказу рявкнули винтовки. Продырявленный парень издал высокий, захлебывающийся звук, словно индейка, внезапно подхваченная бесшумно подкравшимся фермером. Толпа низко выдохнула, или застонала; этот звук можно было принять и за тихий оргазм.

— Совсем мало, — согласился МакФриз.