Долгая прогулка

Все ушли, кроме одного солдата, молодого, светловолосого и немножко симпатичного. В одной руке он держал серебристый хронометр, а в другой — винтовку. Ни капли милосердия в лице.

— Предупреждение! Предупреждение 47-му! 47-й, это третье предупреждение!

Мышца и не думала отпускать. Сейчас он умрет. После всего этого, после всех этих титанических усилий, вот так оно и будет в конце-концов.

Он оставил ногу в покое и уставился на солдата. Интересно, кто победит? Интересно, МакФризу удастся пережить Барковича? Интересно, а каково это получить пулю в голову — это будет просто внезапная темнота, или я в самом деле почувствую как разрываются мои мысли?

Последние секунды ускользали прочь.

Судорога отпустила. Кровь снова хлынула в мышцу, наполняя ее мелкими уколами боли, наполняя ее теплом. Немножко симпатичный солдат спрятал хронометр. Его губы беззвучно двигались, отсчитывая последние мгновения.

Но я не могу встать, подумал Гэррети. Так хорошо просто сидеть. Просто сидеть и слушать, как звонит телефон, да ну его к черту, и почему я не снял его с рычага?

Гэррети откинул голову назад, расслабив шею. Солдат смотрел на него словно из глубокого зева туннеля или с края колодца. Очень медленно он взялся за оружие двумя руками, указательный палец правой ласково коснулся курка, скользнул по нему, и ствол начал подниматься к лицу Гэррети. Левая рука солдата надежно обхватила ложе винтовки. Обручальное кольцо сверкнуло на солнце. Все происходит так медленно. Так медленно. Просто... придержите звонок.

Вот, подумал Гэррети.

Вот каково это. Умереть.

Большой палец так изящно-медленно коснулся предохранителя. Три тощие женщины стояли у солдата за спиной, три странные сестры, придержите звонок. Подождите еще минутку, мне тут надо кое-что умереть. Солнце, тени, голубое небо. Облака куда-то несутся в вышине. Стеббинс стал теперь просто спиной, просто голубой рубахой с пятном от пота между лопатками, прощай, Стеббинс.

Звуки громом обрушились на него. Он не знал, что это было - воображение, обострённая чувствительность или просто такова поступь смерти. Предохранитель оглушительно щелкнул — словно ветка хрустнула. Воздух, проходящий в его горло сквозь стиснутые зубы, ревел как в аэродинамической трубе. Сердцебиение грохотало барабаном. И еще было пение — не в ушах у него, но между ними, и оно поднималось всё выше и выше, и он почему-то был уверен, что именно так звучат мозговые колебания...

Он закричал и поднялся на ноги судорожным, резким толчком. И тут же заставил себя бежать, все больше увеличивая скорость. Ноги словно пёрышки. Палец солдата на спусковом крючке напрягся и побелел, он скосил глаза на транзисторный компьютер у себя на запястье, гаджет, где был также миниатюрный, но очень сложный локатор. Гэррети как-то читал статью о них в Популярной Механике. Он способен определить скорость одного конкретного Идущего настолько точно, насколько это может понадобиться — вплоть до четырех знаков после запятой.

Палец солдата расслабился.

Гэррети снизил скорость до очень быстрого шага; во рту у него была пустыня, а сердце билось с частотой отбойного молотка. Белые пятна разных форм и размеров вспыхивали у него перед глазами в такт пульсу, и некоторое время он был уверен, что хлопнется в обморок. Но это прошло. Ноги, страшно недовольные тем, что их лишили законного отдыха, орали на него, корчась от боли. Он стиснул зубы и превозмог боль. Мышца на левой ноге все еще дергалась тревожно, но он по крайней мере не хромал. Пока что.

Он посмотрел на часы. Они показывали 14:17. В течении следующего часа от смерти его будет отделять лишь какая-то пара секунд.

— Возвращение в царство живых, — сказал Стеббинс, когда Гэррети поравнялся с ним.

— Ну да, — скупо ответил Гэррети. Его вдруг затопила обида. Они бы и дальше шли, даже если бы он получил свой билет. Ни слезинки бы не пролили. Просто еще одно имя и номер для записи в официальном отчете — ГЭРРЕТИ, РЕЙМОНД, №47, ЛИКВИДИРОВАН НА 218-Й МИЛЕ. И сопливые статейки в местных газетах. ГЭРРЕТИ МЕРТВ! УРОЖЕНЕЦ МЭНА УШЁЛ 61-М!

— Надеюсь, я выиграю, — пробормотал Гэррети.

— Думаешь, выиграешь?

Гэррети вспомнил лицо светловолосого солдата. Эмоций в нем было не больше, чем в тарелке с жареным картофелем.

— Сомневаюсь, — сказал он. — У меня ведь уже было три страйка. Разве это не значит, что я выбываю?