Долг и отвага. Рассказы о дипкурьерах

…А другая примечательная история произошла в тогдашней буржуазной Литве — в Ковно (Каунасе). Урасов привез пакет и на следующий день должен был возвращаться. Жил он в «Гранд-отеле» на Лайсвисаллее, в двух-трех кварталах от полпредства. Паспорт Урасова находился в министерстве иностранных дел Литвы. В ожидании выездной визы Владимир скучал в своем номере, перелистывал «чтиво», предоставляемое бесплатно хозяином «Гранд-отеля»: литовские и немецкие газеты и даже белогвардейскую газету «Руль», издаваемую в Берлине.

До отхода поезда оставалось часа полтора. Пора идти в полпредство. Была поздняя осень, деревья стояли голые, землю скверов покрывал рыжий ковер опавших листьев. Вот и полпредство — одноэтажное каменное здание с небольшим двором. Перед фасадом — огромные липы. Едва Урасов подошел к липам, как перед ним, словно из-под земли, выросли люди в штатском, попытались схватить. Засада! Рванулся в сторону, но и тут сразу несколько солдат с винтовками преградили дорогу. Бежать некуда. Отскочил к ближайшему дереву, прислонился к нему спиной — так легче отбиваться от наседавших.

Хотя бы кто-нибудь выглянул, заметил! Но там, видимо, и не слышали, что делается на улице. Тогда Владимир выхватил из кармана горсть медяков и швырнул их в окно. Звякнуло стекло.

Солдатам все же удалось схватить Урасова. Ему скрутили руки и потащили. В этот момент дверь полпредства открылась, кто-то вышел.

— Я Урасов, слышите! На помощь! — крикнул Владимир.

Его привели в жандармерию. Тощий и длинный как жердь жандармский начальник выскочил из-за стола.

— Обыскать! — прошипел он.

Урасов кипел негодованием.

— Не имеете права. Я советский дипкурьер!

— Паспорт.

— Паспорт находится на визе.

Офицер злорадно ухмыльнулся.

Зазвонил телефон. Жандарм взял трубку.

— Да. Я, господин посол. Урасов? У нас?.. Видимо, это какое-то недоразумение. Конечно, конечно, все выясню. Немедленно. Прошу не беспокоиться, господин посол.

Трубка с грохотом брошена на рычаг.

— Что ж, идите, господин Урасов, мы вас не задерживаем.

Вскоре Владимир был в полпредстве. Проходя мимо палисадника, поднял несколько медных пятаков. Подбросил их на ладони:

— Спасибо за помощь!

До отхода поезда оставалось очень мало времени. Нужно спешить. Получены паспорт, диппочта. За минуту До отправления Урасов был в вагоне.

Через Гоби

Весной 1926 года выехать из Пекина на родину советским людям было очень трудно: путь на КВЖД отрезал японский ставленник Чжан Цзолин.

Как быть? Этот вопрос приходилось часто задавать в том беспокойном году. Однажды удалось прорваться из Пекина в Мукден благодаря чистой случайности: кто-то узнал, что из Пекина выезжает «интернациональный поезд» с группой английских, американских и французских дипломатов, а также миссионеров. Комендант поезда — французский полковник — согласился взять и советских дипкурьеров.

Ну а как выбраться трем дипкурьерам из Пекина сейчас?

— Есть девять вариантов, — сказал Владимир Урасов товарищам. — Первый: до Калгана ехать поездом, а дальше — на автомобиле через районы, где хозяйничают бандиты, через пустыню Гоби.

— Ну а другие восемь вариантов? — спросил Кувшинов.

— Другие? Тем же путем, только без встречи с хунхузами, если посчастливится.

— Я предпочитаю такой вариант, чтобы с хунхузами, но без Гоби, — вполне серьезно продолжал Кувшинов, бывший моряк, не расстававшийся с тельняшкой. — Говорят, в горах здорово штормит, а штормы на суше мне что-то не по душе.

Да, и в марте Гоби была очень опасна. Жуткие ночные холода, свирепые поздние метели, бури, останавливающие моторы и разбивающие галькой ветровые стекла автомобилей, — перспектива мрачная. Но иного выхода не было, путь лежал через Гоби.

Запаслись теплой одеждой, едой и отправились.

…Поезд плелся до Калгана почти трое суток. В Калгане находилось советское консульство. Пробыли там дней пять, пока получили соответствующие визы и разыскали грузовик, наняли шофера.

Местные власти дали дипкурьерам охрану — взвод верховых. Так в сопровождении конников выехали из Калгана. Урасов, Кувшинов и Соснов тряслись в открытом кузове, на камышовых корзинах, в которых находилась диппочта. Сидели, тесно прижавшись друг к другу, подняв воротники, сжимая в руках винтовки. Оружие дали в Калгане китайцы: «Минует опасность, сдадите нашим кавалеристам».

Кувшинов принял оружие с вдохновением, привычно, словно никогда и не расставался с ним, сразу протер затвор. Урасов взял винтовку спокойно, не выразив никаких чувств. Соснов — с явной неохотой.

Дело в том, что теплых варежек у дипкурьеров не было, руки коченели, а тут еще держи винтовку!

Морозный ветер бил то в спину, то в лицо, и от его ледяного дыхания приходилось закрывать глаза. Чтобы отогреться, по очереди садились в кабину к шоферу Ли Чану, — он был молчалив, с обветренным лицом, по которому невозможно было определить возраст. Ли Чан по-своему звал дипкурьеров: по цвету пальто. Урасова он называл «Голубой», Кувшинова — «Серый», Соснова — «Желтый». Когда дипкурьер садился в кабину, Ли Чан молча стаскивал с правой руки варежку, протягивал пассажиру и вел машину одной левой рукой.