Долг и отвага. Рассказы о дипкурьерах

Проводить В. И. Ленина, Надежду Константиновну и Семашко вышел весь медицинский персонал.

В вестибюле, будучи уже одетым, Ильич обратился к нам и сказал:

— Вам выпала большая историческая миссия — вы лечите защитников революции и свободы. Сделайте все, чтобы они быстрее выздоравливали и покидали госпиталь. Этим вы внесете свой большой вклад в наше дело. Советская власть, красноармейцы и командиры будут вам благодарны!

В третий раз я встретился с вождем революции перед отъездом на польский фронт в мае 1920 года. Интервенты и белогвардейцы терпели разгром. Но передышка была короткой. Белополяки, по указке международной буржуазии, пошли войной против нашей страны.

В те дни в Москве состоялось соединенное заседание ВЦИК, Московского Совета, профсоюзов и фабрично-заводских комитетов. Тысячи членов партии отправлялись на фронт. В их числе была и наша бригада.

Как член Московского Совета, я присутствовал на этом заседании, после которого В. И. Ленин должен был выступить перед частями, идущими на фронт.

Большой театр переполнен. Все с затаенным дыханием слушают выступление вождя. Ленин подробно говорил о положении в стране, о том, что нами были приняты все меры, чтобы избежать войны, но раз нам навязали войну, раз дело дошло до нее, то все должно быть подчинено интересам фронта.

Владимир Ильич сказал, что «наступление Польши, это — обломки старого плана, некогда объединявшего всю международную буржуазию, и если тогда не удался этот грандиозный план, обеспечивавший с точки зрения чисто военной безусловный успех, то теперь даже и с этой точки зрения план безнадежен» [26].

Когда Владимир Ильич кончил говорить, ему подали записку о том, что воины, отправлявшиеся на польский фронт, уже собрались у театра и ждут его. Ленин предложил прервать заседание и вместе с членами президиума вышел на площадь.

Как комиссар сводного добровольческого отряда курсантов, уходящих на фронт, я подошел к В. И. Ленину и доложил ему, какие части отправляются на фронт. Затем Ленин направился к трибуне, наспех сооруженной против театра. По дороге он поинтересовался, как идут дела в госпитале, в чем он нуждается. Оказывается, он все помнил, о чем говорили мы тогда в госпитале!

Потом Ильич поднялся на трибуну и произнес речь. В этой речи прозвучали великие слова:

— Помните, товарищи, что с польскими крестьянами и рабочими у нас нет ссор, мы польскую независимость и польскую народную республику признавали и признаем. …Пусть ваше поведение по отношению к полякам там докажет, что вы — солдаты рабоче-крестьянской республики, что вы идете к ним не как угнетатели, а как освободители.

На посту дипломатического курьера

Окончилась гражданская война. Под руководством ленинской партии трудящиеся поднимали страну из руин и разрухи. Промышленность, сельское хозяйство начали набирать силу. С удовольствием я отдавался работе по своей мирной специальности — строительному делу, работе в типографии «Красный пролетарий» в Москве.

В 1926 году проходила широкая кампания по выдвижению рабочих на работу в советские учреждения. Партийная организация типографии «Красный пролетарий» выделила несколько человек, в том числе и меня.

В ЦК партии, заполняя анкету, я упомянул, что слабо знаю французский язык (который в свое время изучал). Знающих иностранные языки у нас было тогда очень мало, и, видимо, поэтому меня направили в Наркоминдел. Это случилось вскоре после бандитского нападения в поезде близ Риги на наших дипкурьеров Т. Нетте и И. Махмасталя.

В комиссии НКИД (в которую входил представитель ЦК ВКП(б) Н. М. Шверник), рассматривая мою анкету, один из старых сотрудников НКИД усомнился в целесообразности брать меня на внешнеполитическую работу.

— Не понимаю, — говорил он, — зачем отрывать от дела квалифицированного рабочего, который имеет две полезных специальности…

Ответ на эту реплику дал Н. М. Шверник.

— Если исходить из ваших рассуждений, то выходит, что рабочий класс должен только стоять у станка, ну а кто будет управлять рабочим государством, каким является СССР? Потому мы и собрались, чтобы в аппарат НКИД влить рабочих, которые постепенно будут специализироваться в наркомате, и освободить людей, которые никак не могут привыкнуть к рабоче-крестьянской власти…

Через недели две, в начале апреля, я получил извещение. Пригласили в Наркоминдел, в отдел кадров, и объявили, что меня назначают дипкурьером.

Так началась дипкурьерская работа. Работа нелегкая. В те годы каждый советский человек, выезжавший за границу, был буквально окружен шпионами и провокаторами, готовыми на всякую подлость. Правда, в то же время всюду за нами наблюдали внимательные глаза наших друзей, рабочих капиталистических стран, готовых помочь, прийти на выручку в трудную минуту.

Во многих странах довелось побывать. Первый рейс, как помню, был по маршруту Рига — Ковно — Кенигсберг — Берлин — Копенгаген. Затем — поездки в Китай, Турцию, Италию, Англию, Францию, Бельгию, Грецию, Испанию, Швейцарию и другие страны.