Докторица

Вместе с первыми прочихиваниями запускающегося двигателя, сзади догоняет сдвоенный грохот взрывов наших бомб. Туда сейчас смотрит Машенька, а я выравниваю самолёт и ложусь на обратный курс. Верчу головой в надежде, вдруг удастся увидеть машину Зои. Но кажется это она раньше нас увидела и сейчас поравнялась с левым крылом. Самолёт видно тенью, если бы было светлее, можно бы было что-нибудь показать жестами, а так, только покачала крыльями и пошла вперёд, включив для меня синий хвостовой огонь. Настроение замечательное, по цели отбомбились, ни одна зенитка даже ни разу не выстрелила, после взрывов была какая-то суматошная пальба, но даже не в нашу сторону. Скорее, это прозевавшие зенитчики просто показывали своё рвение и остальные это понимают, поэтому и постреляли для проформы. Попали и куда – это выяснится уже на земле, стрелки это должны были хорошо видеть. И повлиять на этот результат уже невозможно, так чего переживать, есть повод для радости. К моменту посадки уже тёмная глубокая ночь, в которой словно в какой-то сказочной мистерии вдруг в темноте появляется ниоткуда островок посадочной полосы, словно висящий в чёрной пустоте. На самом деле я знаю, что это не островок, а просто освещённая приспособленными светить вдоль ВПП фарами дальняя часть взлётки, что дальше весь аэродром, а не чёрная пустота. Но так похоже то, что видят глаза на какую-то декорацию, и что кроме этого освещённого кусочка заснеженной земли ничего нет и он, как и мы со своими самолётами, просто висит в этом НИЧТО и НИГДЕ! Очень хочется верить, что это не шизофрения…

После посадки и заруливания к нашей стоянке, где нас встречает насупленная физиономия нашего печального Матвея. Обнимаемся с Машей и шлёпаем к Баймухаметовой для доклада и совместного вояжа в штаб, где докладывать будет уже комэск. Машу распирают впечатления:

— Знаешь! Я точно видела, как одна наша бомба прямо в окно влетела, прямо в оконный проём! Представляешь?! А потом как бахнуло, и Зоя кажется тоже попала, потому, что куски дома во все стороны летели, я точно видела!.. — мы уже подошли, я докладываю Зое:

— Товарищ гвардии капитан, экипаж полученное задание выполнил. Со слов штурмана, одна из бомб даже в окно влетела. Повреждений нет, все здоровы! Разрешите получить замечания!

— Всё нормально! Хорошо отработали… — скупая на похвалы Зоя хлопает меня по плечу, и мы вместе идём к штабу, где у входа нас уже встречают. Сзади успевшие пообниматсья подружки Маша с Дусей о чём-то шепчутся и чуть приотстали.

После доклада Зои нам жмут руки, благодарят за работу, Зоя остаётся писать рапорты, а мы топаем в столовую, чтобы потом идти спать. Уже глубокая ночь, режим светомаскировки соблюдается, но то там, то тут мелькнёт выбившийся луч света или фонарик. Мы знаем, где тут и что, так что этих случайных отблесков вполне хватает, чтобы не плутать. Только теперь отпускает полётное напряжение и тело, словно наливается тяжёлой тёплой водой и накатывает сонливость, а унты становятся тяжелее и комбинезон объёмнее и толще…

Мы сегодня вылетали одни, в столовой горит свет, ребята кажется рубятся в домино и встречают нас радостными криками, в ответ на сообщение, что вернулись все. Оказывается, традиционно лётно-подъёмный состав старается не спать, чтобы дождаться экипажи из вылета. Вот теперь убедившись, что всё хорошо, народ начнёт расползаться спать… А нам девочки на кухне держат горячий чай и мы его хлебаем из горячих кружек, в ручки которых умельцы давно вставили обрезанные деревянные чурбачки, чтобы не жечь пальцы об горячий металл. И это удивительный кайф и наслаждение сбросить на лавку рядом с собой шлем с очками и маской, расстегнуть ворот тёплого комбинезона, в котором даже не тепло, а жарко, подойти к столовскому рукомойнику и не столько помыть руки, сколько ополоснуть холодной водой немного зудящее от маски и словно стянутое лицо.

Маша раскраснелась, её роскошные иконописные глаза сверкают, она рассказывает свои впечатления, мы с Дуней как умудрённые и бывалые слушаем почти со снисходительными улыбками. Дуня уже это пережила, ведь уже столько летает с комэском, а вот у Маши воздушный путь только начинается, у неё это всего второй боевой вылет и из неё брызжет задор, которую она на нас выплёскивает. Я её очень хорошо понимаю и чувствую, ведь и у меня на бомбометание это тоже второй вылет, но я командир экипажа и мне не по чину излишняя эмоциональность. Вот и слушаю, а сама думаю совсем, о другом, о том, что эта очаровательная девушка с сияющими прекрасными глазами должна восхищаться и радоваться совсем не успешной бомбёжке и удачному попаданию. Эту улыбку должна вызывать нежность к любимому или к ребёнку, а не уничтожение фашистских гадин. И это тоже нужно добавить им в счёт!