Доктор Проктор и конец света (как бы)

Он заглянул в спальню сестры и в комнату мамы, чтобы убедиться, что лунные хамелеоны пока не съели никого из них. Обе спали, судя по храпу — крепко и беззаботно.

Булле уже хотел закрыть дверь маминой спальни, когда услышал ее голос:

— Это ты, лоботряс? Сейчас я очень устала, но напомни мне, чтобы я связала тебя по рукам и ногам и утром передала в распоряжение «Норвежской молодежи». Хорошо?

— Хорошо, мама.

— Только сначала приготовь мне завтрак!

— Конечно. Спокойной ночи.

— Ммм.

Завершился вечер театром теней Булле, который он устроил для Лисе. И хотя за день произошло много всего мрачного, в театре показывали отнюдь не мрачные сцены, а самый длинный в мире прыжок с трамплина: полет продолжался и продолжался, пока лыжник не превратился в птицу на широких крыльях, птица полетела в ночь, к луне, навстречу мечтам и опустилась на землю только тогда, когда и Лисе, и Булле давно уже спали.

Глава 15 Суперловушка и финские сани

Кондитерская «Сювертсен» расположена в самом центре Осло, по соседству со зданием стортинга,[14] тремя модными лавками, парикмахерской и масонской ложей. За столиками на изящных венских стульях сидят изящные дамы из благородных домов. Они кладут в ротик сдобные булочки, названные по именам европейских городов, таких как Берлин, Вена и Париж, и отпивают маленькими глоточками из крохотных чашек чай из далеких районов Азии, разговаривая при этом о своих взрослых детях, маленьких внуках и не очень важных событиях, происходящих в их кругу. Но как раз сегодня говорили о важных вещах.

— Вы слышали, что король переехал жить за границу? — спросила одна.

— Да, в Южный Трёнделаг, — сказала другая.

— Южный Трёнделаг? Говорят, это прелестное местечко, — промурлыкала третья.

— А во дворец въехал Теноресен, — сказала вторая.

— Это совершенно правильно, — кивнула первая. — Он ведь теперь наш вождь.

— Ах, все же немножечко жаль, что он объявил войну Дании, — сказала третья. — Мы с мужем купили билеты на паром в Данию, а теперь придется отказаться от поездки.

— Нельзя так говорить, — сказала первая. — Вождь знает, что делает.

Однако не только три дамы обсуждали важные вопросы в кондитерской «Сювертсен» в этот день. Вокруг стола в глубине зала сидели четыре человека, которые говорили ни больше ни меньше как о конце света, о лунных хамелеонах-людоедах и кражах носков. Этими четырьмя были доктор Проктор, Лисе, Булле и Грегор Гальваниус. Прошло три дня с тех пор, как Лисе и Булле установили, что Грегор — лягушка.

— Как ты думаешь, она — ик! — придет? — спросил Грегор и посмотрел на часы.

— Конечно придет, — сказал Булле.

Не успел он это договорить, как дверь распахнулась. Статная женщина решительным шагом направилась прямо к их столу. Она остановилась, спустила очки на кончик носа и принялась рассматривать собравшихся.

— И вот эта четверка надеется избавить мир от конца света?

— Придет еще один человек, фрекен Стробе, — заверила ее Лисе.

— Да? — хмыкнула фрекен Стробе. — Не впечатляет. И к тому же вы выбрали очень странное место для встреч движения Сопротивления, на мой взгляд.

— Но в этом же вся соль, фрекен Стробе, — объяснил Булле. — Если бы мы встречались там, где обычно встречаются участники Сопротивления, нас бы сразу разоблачили.

— Мы никого не заставляем быть с нами, фрекен Стробе, — сказал доктор Проктор. — Участвовать в Сопротивлении — значит подвергать себя большой опасности.

Фрекен Стробе вперила свой взгляд в профессора.

— Я тщательно обдумала то, что вы мне рассказали, — сказала она. — И пришла к выводу, что вы правы. Почти все мои ученики стали произносить слова неправильно, носки исчезают, а теперь мы еще и пошли войной на Данию. Что-то явно неладно. — Она положила на стол сумочку. — Я буду участвовать. Кто-нибудь закажет мне чай?

Вскочил Грегор. С раскрасневшимся лицом он галантно подставил учительнице стул:

— Феноме… ик… нально!

Вскинув бровь, фрекен Стробе милостиво кивнула коллеге:

— Кажется, вы упоминали, что придет еще кто-то?

— Он уже должен был бы прийти, — сказал Булле, глядя на часы.

И тут звякнул колокольчик над дверью. Они повернулись и увидели, как в кондитерскую вошел новый посетитель. Его синтетические брюки были такими узкими, что он едва-едва мог сгибать колени, а темные пилотские очки — такими черными, что он чуть не столкнулся с официанткой, которая осторожно шла мимо с подносом, нагруженным чайниками и чашками. Мужчина остался стоять у двери, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.

— Так вы пригласили дирижера Мадсена? — удивилась фрекен Стробе. — Почему вы думаете, что он не загипнотизирован, как все остальные?

— Все очень просто, — сказал Булле, помахав в сторону двери. — Мадсен терпеть не может хоровое пение. Он, уж конечно, ни одной секунды не смотрел этот «Кон-ХОР-с».

Дирижер заметил наконец знаки Булле и устремился к их столу. Он подошел, но садиться не стал.

— Я сожалею, что опоздал, но автобусы больше не ходят. Кажется, их пустили на переплавку, чтобы отлить артиллерийские снаряды.

— Во всяком случае, хорошо, что ты пришел, — сказал доктор Проктор.