— Да, его дочь из второго поколения детей мне об этом рассказывала.
— Правильно. Напомню: вот у нас есть скрюченная спастическая рука — с одной стороны мышцы в гипертонусе, с другой перерастянуты, ослаблены и практически атрофировались. Классический подход состоит в том, чтобы работать на расслабление и растягивание спазмированных мышц. Казалось бы, естественно: раз рука имеет тенденцию заворачиваться, давайте ее разгибать! Но это ни черта не работает! Или, точнее, работает не всегда. Ну, скажем, проносили вы гипс месяц, рука была скрюченная и забыла, как двигаться. В этом случае физиотерапия состоит в том, что вам эту руку раскачают. И в 95 % случаев это сработает. Руку вам постепенно разработают. Встаёт вопрос, почему это не срабатывает у ДЦП-шников, например, то есть у тех, у кого есть неврологические компоненты. Вроде мы всё делаем правильно, но мозг мешает нам справиться.
Гениальный подход отца заключался в том, что он, во-первых, вспомнил о реципрокности, то есть взаимосвязанности, мышц-антагонистов (сгибателей и разгибателей), которые обслуживаются вместе, парой, в комплексе. А во-вторых, когда врачи пытались эти мышцы стимулировать, заставляя электродами или с помощью грузов спазмированную мышцу распрямиться, а растянутую сократиться, становилось только хуже, и отец сказал: а давайте пойдем от обратного! Поведём мышцу в обратном направлении, если она растянута, ещё больше её растянем! Это не просто парадокс. Это на первый взгляд настоящее преступление. Она и так ослаблена, а вы хотите её ещё больше ослабить, чтобы мышечный дисбаланс ещё ухудшился!
И, наконец, в-третьих, что предложил отец — сместить ось вращения конечности подальше от сустава, чтобы момент растягивающей силы увеличить. Всё это не укладывается ни в какую логику. Тем более что идея эта родилась в 90-е годы, а тогда наука рассматривала соединительную ткань — сухожилия, связки, фасции — как пассивный элемент, как мягкий скелет, верёвочки, на которых висят органы и которые не несут более никаких функций. Мысль о том, что это живой и трансформирующийся элемент, в голову не приходила. И, в общем-то, понятно, почему не приходила — по сравнению с сухожилиями мышцы гораздо более иннервированы и метаболически богаты, электрическая активность мышцы в десятки раз больше. Ну, а раз так, значит, мышцы важнее! А метаболически бедная соединительная ткань никого не интересовала. Так же как мало кого интересовала межклеточная жидкость в сравнении с богато организованной интересной кровью. Иерархия важности строилась на сложности, на метаболической насыщенности и иннервационной нагруженности.
А ведь более бедные ткани являются более стабильными! И именно их нужно ставить во главу угла, потому что под них подстраиваются богатые ткани. Это сейчас соединительными тканями стало заниматься чуть больше народу, хотя и сейчас это весьма далеко он мейнстрима. Есть горстка энтузиастов, которые копают что-то на эту тему, ищут, даже собирают пресс-конференции в приличных местах, но на них собираются, скажем, тысячу человек, а это ничто в сравнении с какой-нибудь фармакологической конференцией, на которую можно собрать до 10 тысяч человек и миллион подписчиков.
— Стоп! Я что-то потерял нить. А при чем тут сухожилия?
И тут я должен разъяснить читателю одну штуку. Дело в том, что однажды эта оригинальная идея — сместить центр внимания с мышц, органов и крови на никому не интересные соединительные ткани — пришла в голову Леониду, когда он мучительно обдумывал, как же лечит Блюм, в чём суть его системы, почему она вообще работает. Потому как те объяснения, которые давал своим успехам сам Блюм, педантичного Леонида категорически не устраивали:
— Когда отец описывает то, что делает, в классических анатомических терминах, ты не можешь уловить, в чем здесь разница между тем, что говорит он и кто-то другой: Блюм тренирует, и другие тренируют. Блюм говорит о важности глубоких мышц, и другие есть люди, которые на них внимание обращают. Отец — человек образа. У него в голове есть общее понимание, цельная картинка, и для него слова, которые он использует для её описания, — дело десятое. Он может одними и теми же словами описывать 10 разных образов. И в этом плане я, человек семантически дотошный, от него строгих объяснений не получал. Потому что он зашёл в такие глубины и залетел в такие высоты, где наукой понятийный аппарат ещё не создан, а имеющийся не описывает происходящее со всей научной строгостью.
Я понимаю, читатель, что хоть ты и напряг все свои вычислительные мощности, но до конца смысл «сухожильной идеи» пока не уловил. И это не твоя вина: мы пока до смысла её не добрались, а только ещё на подступах. Данная глава вообще будет самой трудной для понимания — даже несмотря на то что я максимально её облегчил, повыкинув разных заумностей целую тонну.