Доктор Данилов в тюремной больнице

Вернувшись домой, фон Гейкинг развил бурную деятельность. Действовал серьезно: основал благотворительный фонд, при помощи немецкого посольства в Москве вышел на президентскую администрацию, где его инициатива была одобрена. Это было выгодно не столько материально (ну какая там будет помощь?), сколько политически, что прекрасно укладывалось как в канву дружбы между Россией и Германией, так и в сферу реформы уголовно-исполнительной системы с новопровозглашенными принципами открытости и готовности к сотрудничеству (в правильном понимании этого слова). Повезло и в том, что исправительная колония номер 13/21 была почти образцовой, годной к показу иностранцам.

Начальнику колонии вся затея пришлась не по нутру, но его мнением никто не интересовался. Приказали подготовиться, обеспечить и встретить гостей на высшем уровне, значит, надо выполнять.

Несмотря на опасения, первый визит фон Гейкинга прошел без осложнений. Одно дело, когда высокое начальство прибывает на инспекцию, и совсем другое, когда сопровождает иностранного гостя. В первом случае ищутся нарушения, во втором бодро и оптимистично расхваливаются для гостя и корреспондентов достижения, а недостатки, даже бросающиеся в глаза, упорно не замечаются, словно их и не существует. Гостя встретили, как и положено встречать на Руси дорогих гостей: хлебом-солью (каравай держала прапорщик Фроликова, одетая в парадную форму), прогулкой по зоне, где по такому случаю даже мухи летали строем и устроили в клубе встречу с осужденными (на этом фон Гейкинг особо настаивал).

Вначале гость, довольно сносно говоривший по-русски, произвел хорошее впечатление своим знакомством с русским шансоном, спев, хоть и с жутким акцентом:

Владимирский централ, ветер северный,
Этапом из Твери, зла немерено,
Лежит на сердце тяжкий груз.
Владимирский централ, ветер северный,
Когда я банковал, жизнь разменяна,
Но не «очко» обычно губит,
А к одиннадцати туз…

(Михаил Круг, «Владимирский централ»)

Затем гость ударился в воспоминания и испортил хорошее впечатление о себе рассказом о том, как строил вокруг лагеря новую ограду («Не такой хороший, как сейчас, но тоже крепко»). Дело в том, что по зэковским понятиям подобные работы считаются недопустимыми, потому что не годится порядочному зэку своими руками ограничивать свою же свободу возводить себе тюрьму.

После торжественного обеда в кабинете начальника колонии гость отбыл восвояси, точнее, был вынесен и заботливо усажен в автомобиль. Опрометчивое, если не сказать ребяческое желание пить наравне с полковником Скельцовским обернулось для фон Гейкинга скорой и внезапной отключкой.

На следующий день в колонию пришла фура, из-за какой-то ошибки в документах задержавшаяся на таможне. Гуманитарная помощь оказалась толковой: крупы, овощные и мясные консервы, одноразовые шприцы. Шприцами поделились с областной больницей (самим такую прорву ни за что не освоить), а все прочее употребили самостоятельно, существенно улучшив питание заключенных.

Немцы любят привычки, дорожат ими, берегут их и при каждом удобном случае превращают их в традиции. Манфред фон Гейкинг начал приезжать в Алешкин Бор ежегодно в конце весны или в начале лета. И не с пустыми руками, а с гуманитарной помощью, взял колонию на содержание. Под шумок, возникший вокруг благотворительной затеи, предприимчивый старикан выпустил мемуары под названием «Мой русский плен» и неплохо на них заработал. В колонии к нему привыкли и готовились к встрече без трепета и нервозности, как к приезду старого друга. Зам по кадрам и воспитательной работе подполковник Пецоркин даже предложил начальнику колонии повесить в клубе стенд, посвященный фон Гейкингу и его гуманитарной помощи, но начальник отклонил идею как не вполне уместную.

Полковнику Скельцовскому иногда, под меланхоличное настроение, думалось, что лучше управлять исправительным учреждением в какой-нибудь глуши за Уралом, чем здесь, на виду, можно сказать, под боком у Москвы. С одной стороны, для карьеры вроде бы и лучше, когда ты на виду, с другой — больше шансов, что карьера твоя закончится внезапно из-за какого-нибудь малозначительного пустяка. Находиться на виду все равно, что жить у подножия вулкана. С одной стороны, тепло и почва плодородная, пеплом удобренная, с другой — никогда не знаешь, в какой день и час рванет. Живешь одной надеждой на то, что пронесет, удастся дослужить без потрясений и продлить срок службы еще на пять лет.