Доктор Данилов в тюремной больнице

— Много! — ответила Бакланова. — Если в долларах — то тысяч триста, а то и пятьсот. А к чему такой интерес?

— Я просто подумал, вдруг он подарит нам компьютерный томограф? А что? Это ведь тоже помощь…

— Губа у тебя не дура, Олег Алексеевич! Только если даже наш гуманитарий и решит сделать нам такой подарок, то до нас он не дойдет, осядет где-то там, — Бакланова указала глазами на потолок. — Да и какой может быть томограф в нашей медчасти с пятнадцатикоечным стационаром?

— Но помечтать-то можно? — не сдавался Глухов.

— Лучше о девушках мечтать, — поддел его Сыров. — Это приятнее…

— Мне, Александр Александрович, о них мечтать не надо! — огрызнулся Глухов. — Грезят о чем-то несбыточном, а у меня девушек хватает! Это у вас, может, с ними проблемы?!

— Почему? — недобро прищурился Сыров.

— Потому что вы о них вспомнили! А у кого что болит, тот о том и говорит!

— Да вас еще на свете не было…

— Ну-ка, быстро оба успокоились! — повысила голос Бакланова. — Обмениваться любезностями будете во внерабочее время и за пределами учреждения. Кстати, может, намекнуть ему, что нам ультразвуковой аппарат был бы весьма кстати? Это же не томограф, мелочь, пустяки. Надо Максиму Гавриловичу сказать, чтобы за обедом тонко намекнул…

Данилов попробовал представить себе эту картину. В его представлении начальник колонии и такая тонкая субстанция, как намеки, были несовместимы.

Глава тринадцатая Старшая медицинская сестра прапорщик внутренней службы Галанкина Лидия Ивановна

Подруга Люся, тоже старшая сестра, но в обычной тверской больнице (четвертая городская, что на Маршала Конева, если кто не знает) завидует мне белой завистью.

А я ей. Черной. Натуральной черной завистью, от которой ночами ворочаются и зубами скрипят. Хотя по характеру я человек не такой, меня родители так воспитали, у нас в семье не было принято завидовать. Это некрасиво и для здоровья вредно.

В личной жизни мы с Люсей идем плечом к плечу, на равных. У обеих есть мужья. Мой, если честно, даже получше Люсиного будет хотя бы тем, что не только деньги зарабатывает, но и все, что по дому требуется, делает своими руками. По какому номеру звонить, чтобы сантехника или электрика вызывать, я не знаю. Потому что незачем. У меня муж есть, я замужем, за мужем, понятно?

Дети? Дети тоже, тьфу-тьфу-тьфу, нормальные. Моя дочь в Твери на преподавателя английского и немецкого учится, Люсина — на менеджера по туризму в Москве. Только у меня еще сын есть, двухметровый оболтус, которому суп приходится в салатницу наливать, чтобы не подливать то и дело добавки, а у Люси один ребенок. Но это ведь небольшая разница. С детьми как: или они есть, или их нет, в самом худшем случае они непутевые — наркоманят или из тюрем не вылезают.

Я женам осужденных никогда не сочувствую, потому что незачем. Это твой личный выбор, дорогуша, с кем тебе жить, от кого детей рожать и кому передачи носить. Нравится — ездишь на свиданки, таскаешь передачи. Не нравится — развод и девичья фамилия. С заключенным развестись просто, было бы желание. Если мужу дали больше трех лет, то для развода с ним достаточно заявления в ЗАГС, независимо от наличия общих несовершеннолетних детей.

А вот матерей я жалею. Рожаешь, растишь, надеешься, а получаешь… то, что есть. И не откажешься, своя ведь, родная кровиночка, вот и приходится мотаться по электричкам и автобусам с тяжелыми сумками, самой жить впроголодь. А как еще жить, если приходится содержать осужденного? Это недешевое удовольствие, и одними передачами здесь дело не ограничивается, уж я-то знаю.

Люся при каждой встрече жалуется на то, какой нынче больной пошел — скандальный, кляузный, по поводу и без него качающий права. И непременно скажет: «Хорошо, тебе, Лидусь, на тебя, кроме начальницы, никто голоса не повышает…» Это надо понимать так, что пациенты меня не терзают.

На гражданке как положено? За лечебный процесс отвечает заведующий отделением, за все остальное — старшая медсестра. Нагрубил кто-то из дежурных сестер, забыли про вечерний укол, не подали по первому писку судно, буфетчица «располовинила» котлету и зажилила масло, в туалете грязно… За все это (и за многое другое) нужно высказать старшей медсестре. А спокойно говорить у нас не умеют, привыкли выражать негодование на повышенных тонах, вот и орут: «Вы такие, вы сякие, не больница, а гадюшник какой-то!» Конечно, а как не быть гадюшнику, когда в каждой палате по нескольку гадюк лежит? В положение никто не входит, работать в больницах никто не хочет. Я понимаю — менеджером или охранником куда лучше и приятнее, чем полы мыть, горшки выносить, уколы делать и обеды привозить-раздавать. Да и выгоднее в несколько раз, в медицине заработки не ахти какие…