Доктор Данилов в сельской больнице

Врач приемного покоя должен хорошо и быстро соображать, чтобы не принять у «скорой» непрофильного больного (некоторые особо одаренные деятели могут и дизентерию под видом пневмонии привезти), чтобы положить больного туда, куда надо (отделений много), чтобы не отказать в госпитализации тому, кому она требуется, и не госпитализировать того, кому в стационаре нечего делать.

Врач приемного покоя должен иметь крепкие нервы, чтобы противостоять натиску снаружи и изнутри. Снаружи на него наседают «скорая помощь», пришедшие на плановую госпитализацию, пришедшие сдаваться самотеком… Изнутри атакуют врачи отделений: «А кого это к нам положили?! А зачем?! А почему?!» Всем ведь не угодишь.

Когда-то Данилов работал врачом приемного отделения в Склифе. «А почему бы и нет? — подумал он. — Поработаю в приемном, обвыкнусь, а потом, при первом же удобном случае, перейду в реанимацию».

Выбрав первую (очень хотелось, чтобы и последнюю) десятку стационаров, Данилов выключил ноутбук и позвонил Полянскому. Пора было встретиться, не все же время только по телефону общаться.

Он еще спал, ответил не сразу, голос у него был сонный.

— Это я, говорящий будильник! — отрекомендовался Данилов. — Хочу прийти к тебе с приветом, рассказать, что солнце уже часов шесть как встало!

— Одну минуточку! — попросил Полянский.

Минуты три в трубке слышался его бас, перемежаемый высоким женским голосом. Слов было не разобрать, да Данилов и не пытался. Во-первых, чужие разговоры подслушивать нехорошо, во-вторых, и так ясно, что диалогу положено быть примерно таким:

— Зайчонок (Пусечка, Солнышко, Милая, Любимая, Малыш и т. п.)! К нам (обязательно «к нам», а не «ко мне»!) собирается в гости Вова Данилов! Помнишь, я про него рассказывал?

— Фу-у, Гошенька (Гусик, Игоречек, Медвежонок, Сладкиймой, Игочка…)! Я не хочу никакого противного Данилова! Я хочу тебя, мой шалунишка!

— М-м-м! Чмок-чмок!

— Ы-ы-ы! Чмок-чмок!

— Он уже выходит!

— Га-а-а-а-адкий, га-а-адкий! Тогда я поеду домой…

Если бы вторая половинка уже жила у Полянского, разговор бы был короче. Полянский просто бы скомандовал:

— Подъем! Все по местам! К нам едет ревизор!

Или выразился бы иначе, но, по-любому, долго бы не сюсюкал.

— Как ее зовут? — спросил Данилов, когда Полянский снова взял трубку.

— Приезжай, жду! — ответил Полянский, притворяясь, что не расслышал вопроса.

— Что привезти?

— Себя! — хохотнул Полянский. — Все остальное у меня найдется.

— Закажи пиццы, а я привезу пиво, — сказал Данилов, не знакомый с гастрономическими пристрастиями новой пассии Полянского и потому не желавший рисковать.

С равной вероятностью можно было нарваться как на угощение из семи блюд домашнего приготовления, так и на унылые травяные салатики, в которых пасутся редкие креветки.

Полянский нисколько не удивился отсутствию безалкогольного пива, словно Данилов и не воздерживался долгое время от спиртного. Пиццу пришлось подождать: курьер никак не мог найти дом Полянского, только звонил каждые пять минут.

— Купите в ближайшем киоске карту Москвы или валите со своей пиццей к чертям собачьим! — сорвался наконец Полянский. — И не надо мне больше звонить!

Буквально через две минуты курьер позвонил еще. На этот раз в дверь.

— Надо было сразу на него наорать! — сказал Полянский и пошел открывать.

За время его отсутствия Данилов огляделся по сторонам и заметил на телевизоре сложенный веер, на подоконнике — книгу «Дао дэ цзин», а над дверью — в раме из бамбука два иероглифа, нарисованных черной тушью на шершавой бумаге.

— Я смотрю, ты снова обратился лицом к Востоку… — сказал Данилов, когда коробки были открыты, пицца разрезана, а банки с пивом открыты.

Полянский периодически и ненадолго увлекался то конфуцианством, то буддизмом. Происходило это под влиянием кого-нибудь из подружек.

— Не к Востоку, а к мудрейшему из учений, — поправил Полянский и, забыв про то, что стояло на столе, метнулся к подоконнику за книгой. — Учение о пути! Да ты не улыбайся, послушай…

Видимо, учение было хорошо знакомо, потому что нужное место Полянский нашел сразу же.

— Вот, это про всех нас. «Высшая добродетель подобна воде. Вода дарит благо всей тьме существ, но не ради заслуг. Жить в покое, вдали от дел — вот то, чего избегают люди, но только так и можно приблизиться к истинному Пути…» («Дао дэ цзин», перевод Александра Кувшинова.)

Данилов взял кусок пиццы и начал есть, намекая на то, что пора бы закругляться с чтениями. Намек не подействовал.

— «…В покое Земля обретает величие, сердца делаются бездонными, а человеколюбие — истинным, суждения обретают силу и точность. В покое научаешься руководствоваться в жизни главным, и дела заканчиваются успешно, а изменения происходят всегда вовремя…»

— Ты мне дай эту книгу с собой, — сказал Данилов, — я ее почитаю на досуге. А то пицца остывает, а пиво нагревается. Нет бы наоборот.

— «Лишь тот, кто не стремится оказаться впереди всех, может освободиться от ошибок»! — Полянский захлопнул книгу и победительно посмотрел на жующего Данилова.