Доктор Данилов в ковидной больнице

Вообще-то хотелось послать Пульхитудова по самому известному на Руси адресу и добавить к этому: «делал так, делаю так и буду так делать». Но жизнь научила Данилова сдержанности. Да и надоевшую тему трубочек хотелось закрыть поскорее.

— Посмотрим, — уклончиво сказал Пульхитудов. — Сейчас меня больше интересует ситуация с наркотическими и сильнодействующими препаратами, сложившаяся в вашем отделении. Вы в курсе, что у вас этого добра расходуется примерно на сорок процентов больше, чем во втором и третьем отделениях? И это при том, что коек везде одинаковое количество и загружены они примерно одинаково. Как вы это объясните?

— Ну я никогда над этим не задумывался, — честно признался Данилов. — Могу предположить, что причина в пациентах. Наше отделение — это бывшая общая реанимация, второе — бывшая кардиологическая, а третья — бывшая неврологическая. Везде своя специфика, свои установки и свои взгляды. Коронавирусные пневмонии больше подходят… то есть не подходят, а соответствуют общереанимационному профилю. Условно, конечно, но так считается. Поэтому, по возможности, самые тяжелые пациенты госпитализируются в наше отделение. А на тяжелых пациентов этого, как вы выразились, добра, расходуется больше.

— В других отделениях, значит, пневмонии лечить не умеют. Хм! Интересно.

— Я этого не говорил.

— Но смысл примерно таков!

— Может, нам лучше диктофон включить? — предложил Данилов, — доставая из кармана халата мобильник. — А то как-то странно разговор идет, Вениамин Альфредович.

— Понадобится — и под запись поговорим, — Пульхитудов сделал ударение на первом слове. — А пока не надо. Впрочем, если вы хотите вести запись, я не возражаю. Мне скрывать нечего.

«В отличие от вас», досказал он взглядом.

Данилов молча убрал мобильный обратно в карман.

— Смотрите, что получается, — продолжил Пульхитудов. — Вы говорите, что к вам кладут более тяжелых пациентов, но при этом летальность у вас в отделении самая низкая. Нелогично как-то получается, Владимир Александрович. Больные тяжелее, а летальность ниже. Как вы это объясните?

— Стараемся, — ответил Данилов, прекрасно понимая, к чему ведет Пульхитудов.

— Хорошо стараетесь, — в голосе Пульхитудова зазвучала ирония. — Только вот выше головы не прыгнешь, верно. Как ни старайся, а если человек всерьез собрался помирать, этому помешать невозможно.

— Я придерживаюсь другого мнения по этому вопросу, — ответил Данилов. — Если не секрет, Вениамин Альфредович, какова ваша основная медицинская специальность?

— Социальная гигиена и организация здравоохранения, — с достоинством сказал Пульхитудов. — А что?

— Ничего, — улыбнулся Данилов. — Просто полюбопытствовал. Люблю понимать, с кем разговариваю.

— А вот этого не надо! — раздраженно сказал Пульхитудов. — То, что я — организатор здравоохранения, не означает, что я не разбираюсь в тонкостях реаниматологии!

— Я этого не говорил.

— Но намекнули!

Данилов молча пожал плечами — думай, что хочешь, мне все равно.

— Ладно, оставим пока летальность и поговорим о вашем графике работы, Владимир Александрович. Вы должны работать по восемь часов в день, как заведующий отделением. Но, насколько мне известно, вы ежедневно, включая и выходные дни, отрабатываете двенадцатичасовую смену. Я не говорю сейчас о нарушении трудового законодательства, потому что в такой ответственный период перерабатываем все мы…

«Только вот перерабатываем мы по-разному, — подумал Данилов. — Одни в Зоне пашут до обмороков, а другие в кабинетах беседы задушевные ведут».

Обмороки среди сотрудников стали одной из отличительных черт нового коронавирусного времени. Стоит человек около пациента, делом занимается, и вдруг падает на пол. Или со стула валится — сам в одну сторону, а стул в другую. Причем чаще падали те, кто моложе и крепче — вот такой парадокс.

— …Меня интересует другое. Вот вы пришли с утра, поработали в зале шесть часов, осмотрели всех пациентов, дали указания, проконтролировали работу ваших сотрудников и все такое. Затем вы в зеленой зоне делаете административную работу. Но почему в восемь вечера вы снова идете в зал? Или меня неправильно информировали, Владимир Александрович?

— Информировали вас правильно, Вениамин Альфредович. Практически ежедневно я вечерами торчу в Зоне. Причин тому три. Первое — работы сейчас много и лишние руки всегда найдут себе занятие. Второе — к вечеру ситуация в отделении заметно изменяется. Поступают новые пациенты, все они тяжелые и сложные, требующие внимания, других в реанимацию не привозят. Мне спокойнее осмотреть их вечером, чем откладывать знакомство до утра. Утром же еще больше новичков будет, за ночь кого-то привезут. И третье — ну а чем мне заниматься в нынешнее время, кроме работы? Да и вообще мне без работы скучно, тем более, что я в гостинице живу, а не дома.

— Можно книжку почитать или фильм какой-нибудь посмотреть…

— А в голове мысли постоянно будут вертеться — как там этот, а тот как? И как сотрудники — справляются или падают с ног? Я в гостиницу-то ухожу не часто, преимущественно в кабинете сплю. Мне так спокойнее. Если что, то я рядом.