— Не держал, — согласился Данилов. — Но лично у меня вызывает сомнения диагноз. Слишком уж он… хм… лаконичный. Неужели у сорокапятилетней женщины, злоупотреблявшей алкоголем и выглядевшей на все пятьдесят…
— Вы ее не видели!
— Зато я слышал, как Ольга Никитична назвала повод к вызову скорой — женщина пятьдесят лет, без сознания. Я с трудом могу допустить, что у нее был только лишь один хронический бронхит. Скорее всего там были и другие заболевания — гипертензия, панкреатит…
— Она ни о чем больше не говорила!
— Может вы ее не очень обстоятельно расспрашивали? — предположил Данилов.
— Да кто вы такой, чтобы давать оценку моим действиям?! — возмутилась Лахвич. — Вы такой же заведующий, как и я! Ольга Никитична, я официально прошу оградить меня от нападок!
— Действительно, Владимир Андреевич, — согласилась начмед. — Если у вас есть, что сказать по существу, то говорите, а критиковать и вообще оценивать действия Полины Дмитриевны не нужно, это не в вашей компетенции.
— Давайте я скажу в общих чертах…
— И кратко! — Ольга Никитична подняла левую руку и постучала указательным пальцем правой руки по циферблату часов — время, мол, дорого.
— И кратко, — пообещал Данилов. — Нельзя снимать «профильную» пневмонию и сразу же вышвыривать человека из больницы. Надо разбираться, наблюдать немного дольше, и вообще уделять каждому пациенту столько внимания, сколько нужно. Мы же не в теннис играем, где задача — быстрее отбить мяч, а с больными людьми работаем. Клиническое мышление — это не одноколейная дорога и разум у нас не одноколейный. Мы не должны зацикливаться на одной лишь коронавирусной инфекции. Medice, cura aegrotum sed non morbum,[7] разве не так? Спасибо, что выслушали, у меня все.
— И вам спасибо, Владимир Александрович, — сказала Ольга Никитична с ноткой иронии в голосе. — Вообще-то я считала, что на административных совещаниях не нужно каждый раз напоминать насчет cura aegrotum sed non morbum и всего прочего, здесь же не студенты присутствуют, а опытные врачи, руководители. Но, повторение — мать учения, разве не так?
«Разве не так?» было явным передразниванием Данилова, интонация совпала точь-в-точь. Данилов мысленно упрекнул себя за то, что полез «метать бисер перед свиньями». Пора бы уже избавляться от идеализма, не мальчик… Но, может, идеализм — это самое лучшее его качество?
Сразу же после того, как Ольга Никитична объявила совещание закрытым, раздался звонок настольного телефона. «Полина Дмитриевна, — подумал Данилов, — к гадалке можно не ходить». Он не ошибся, действительно звонила Лахвич.
— Я не знаю, какие правила там, откуда вы к нам пришли, — звенящим от ненависти голосом сказала она, — но у нас в больнице так поступать не принято! Я вам никогда ничего плохого не делала, а вы меня публично обос…ли! За что?!
Данилов рта раскрыть не успел, как в трубке раздались короткие гудки.
— Ты бы, Вова, деньги так наживать научился, как врагов, — сказал вслух самому себе Данилов. — Давно бы миллионером стал, домик у озера купил, орхидеи в теплице выращивал…
Сказал и тут же ужаснулся. Домик у озера? Орхидеи в теплице? Что за стариковские мечты? Может, еще, кресло-качалку у камина и теплый плед? Фу, пакость какая!