Доктор Данилов на кафедре

— Я просто дождалась, когда вы уйдете домой, и спросила у сотрудницы, которая здесь сидела, как можно связаться с вами. Сказала, что вы срочно мне нужны. На домашний даже и не надеялась, но женщина оказалась доброй, открыла свой молескин и продиктовала мне оба ваших номера.

«И не только не поинтересовалась, зачем вдруг студентке понадобилось со мной связаться, но и мне ничего не сказала, — подумал Данилов. — Молодец, Колосова, спасибо».

— А вы не думали о том, что ваши шутки могут иметь далеко идущие последствия? — поинтересовался Данилов. — Ладно бы мне, но ведь вы еще и жене моей звонили…

— Это была не я.

— Какая разница? Вы же организовали звонки. А если бы моя жена оказалась ревнивой фурией, что тогда? Я бы сейчас уже ходил холостым-разведенным! Надо же задумываться о последствиях! Или для вас главное — посмеяться, а о последующем можно не думать, потому что не вам это расхлебывать?!

Сказать, что ответ Кристины поразил Данилова, означало бы ничего не сказать.

— Если ваша жена вас любит и доверяет, то ничего страшного не произошло бы, — убежденно сказала Кристина, глядя в глаза Данилову. — А если нет, то чем раньше бы вы развелись, тем для обоих лучше!

— Скажите пожалуйста! — сыронизировал Данилов. — Так вы мне, оказывается, услугу оказали! Протестировали семью на прочность, а жену мою — на любовь и доверие! А я-то не понял!

Кристина ничего не ответила, только плечами пожала.

— Ладно, чего уж там… — Данилову захотелось поскорее избавиться от Кристины. — Извинения принесены и приняты, звонков, я надеюсь, больше не будет…

— Нет, — подтвердила Кристина.

— …Инцидент можно считать исчерпанным. Моя любовная лодка не разбилась о быт, то есть, о ваши, так называемые, шуточки, и вообще все хорошо. Спасибо вам за откровенность.

— Пожалуйста.

Кристина встала и посмотрела на Данилова, уже не виновато и не робко, а как-то иначе. Данилову показалось, что с превосходством смотрела Кристина, но эти нюансы его уже не интересовали.

— До свидания.

— Всего хорошего.

Сразу же после того, как за Кристиной захлопнулась дверь, Данилов позвонил Елене. Удержаться и дотерпеть до возвращения домой не было никаких сил.

— Я только что раскрыл главную тайну двадцать первого века! — сообщил он, даже не поинтересовавшись, как обычно, есть у Елены время для разговора. — «Моей любовью» оказалась студентка пятого курса, между прочим, дочь нашего проректора по науке. Как-то раз я по замене провел занятие с их группой и очень ей не понравился…

— Не понравился или понравился? — переспросила Елена.

— Не! Понравился! — отчеканил Данилов. — Девушка купилась на мою вчерашнюю подначку и призналась во всем.

— И что ты с ней сделал?

— Ничего. Сказал ай-яй-яй, и все.

— Надо было выпороть!

— Этим пусть занимается ее папаша, если захочет и найдет время. Но вряд ли она ему расскажет, а я — тем более. Так что придется обойтись без порки.

— Жаль, конечно, — вздохнула Елена. — Меня так развлекали звонки… Даже не столько звонки, сколько тайна. С ней жизнь становится интереснее.

— Ничего, вот выйдешь на работу…

— Не напоминай мне про работу! Только что, прямо перед твоим звонком, разговаривала с моей и. о…

«Моей и. о.» Елена называла заведующую подстанцией Губину, исполнявшую ее обязанности. «Губина все мне погубит!» — порой причитала Елена. Шутила, конечно, но Данилову казалось, что Елена относится к той с ревностью, беспокоясь, как бы та не оказалась более успешным руководителем, нежели она сама. Закономерно в общем-то. Любой человек на месте Елены испытывал бы сходные чувства. Когда тебя замещают дураки, плохо — приходится руководить из дома, постоянно советовать, решать и подсказывать. Но и с умными людьми надо держать ухо востро, а то мало ли что…

— …У нас очередное ЧП, все на ушах, всех трясет! Детская смерть в машине. Годовалая девочка, представляешь?..

К смертям Данилов никогда не относился равнодушно, особенно к детским. Некоторые из коллег, мня себя профессионалами высшей пробы, утверждали, что настоящий врач эмоции на работе проявлять не должен, дескать, они только мешают работе, поэтому ко всему, что происходило с пациентами, относились равнодушно-отстраненно. Таких Данилов и за врачей не считал. Да, конечно, некоторые эмоции работе помеха, но человек без них уже и не человек, а чурбан какой-то. И потом, не проявлять — одно, а не иметь — совершенно другое. Сейчас, будучи отцом маленького ребенка, Данилов отреагировал на слова Елены особенно остро. Представил Машу в подобной ситуации, и дыхание сперло.

— Родители вызвали на высокую температуру в двадцать один сорок. Она реально была высокой — сорок и пять. Бригада поставила пневмонию и отвезла ребенка в семнадцатую детскую. Там дежурила заведующая приемным отделением, которая сняла пневмонию и поставила вместо нее ларингофарингит, отказав в госпитализации. Мать с ребенком вернулась домой, девочка «ухудшалась», в три сорок восемь поступил «повтор» с поводом — «посинела, умирает». Выехали БИТы,[59] поставили менингит, повезли в первую инфекционную, но не довезли — умерла по дороге. Вот такая жуть…