Доктор Данилов на кафедре

Но активная борьба с коррупцией началась… Очень активная, вплоть до провокаций. Ловят на живца. С поличным — это же верное уголовное дело. Хотя я бы не сказала, что вся эта возня кого-то сильно испугала. Просто люди стали осторожнее, разборчивее, абы с кем не связываются и, конечно же, сами деньги не берут.

Взять хотя бы нашего шефа. У него все расчеты идут через Ирку. Что можно взять с секретарши? Она лицо не должностное, у нее ответственность другая. И потом, случись что — шефу ее отмазать труда не составит, это не самому под статью подставляться. Но, — Короткевич многозначительно подняла вверх указательный палец, — мы с надеждой смотрим в будущее. Рано или поздно любая волна уляжется. Коррупцию не побороть, она сама кого хочешь поборет. Да и смысла нет вредничать…

— Это как? — не понял Данилов.

— Ну, к примеру, встану я в позу и не поставлю зачет кому-нибудь из студентов. Не войду в положение, не изберу компромисс, а пойду на принцип. И что? Зачет поставит кто-то другой, вплоть до Тарасыча. А я останусь при своих принципах несолоно хлебавши. Есть ли смысл упускать заработок? Что от этого изменится? Ровным счетом ничего. Скажете, что я не права?

— Каждый прав по-своему, — ушел от прямого ответа Данилов.

— А все-таки? — настаивала Короткевич. — Могу я узнать ваше личное мнение?

— Мое? — Данилов на секунду-другую призадумался. — Студенты должны учиться, а не покупать зачеты и экзамены. А то ведь представить страшно, какие из таких студентов получаются врачи…

— Верно! — одобрила Полякова.

— А вы сами, в бытность свою студентом, никогда и ничего не покупали? — прищурилась Яна Зиновьевна. — Никогда-никогда?

— Было один раз, — улыбнулся Данилов. — Зачет по физкультуре мне поставили за бутылку французского коньяка.

— Вот видите! — оживилась Яна Зиновьевна. — Сами, как говорится, не без греха, а осуждаете…

— Я никого не осуждаю. Вы поинтересовались моим мнением — я его озвучил. Ну, и одно дело — зачет по физкультуре, а другое — по анестезиологии. Есть ведь разница с точки зрения профессионализма?

— Нет! — рассмеялась Короткевич. — Никакой разницы! Там предмет — и здесь. Там зачет — и здесь. Кто пренебрегает физкультурой, тот быстро устает, следовательно, хуже работает и допускает больше ошибок!

— Убедили! — Данилов поднял вверх обе руки, показывая, что он сдается. — Но я, собственно, и не лез в обличители… Мне за профессию обидно. Многовато в ней дураков, не находите?

— Не знаю, — Яна Зиновьевна пожала плечами. — Не видела такой статистики. Если взять нашу кафедру, то дурак всего один, да и то не совсем уж беспросветный, кандидатскую все же защитил.

Уточнять, о ком идет речь, Данилов не стал. И так сразу догадался, что Короткевич имеет в виду доцента Кулешова. А что касается диссертации, так ее по-разному защитить можно, только что об этом говорили. Та же ситуация, что и с зачетами.

С подачи Саакова разговор перешел на то, где интереснее работать. Сам он считал, что на кафедре. Короткевич с ним согласилась.

— А мне интереснее всего было работать в поликлинике, — Скибкарь снял очки, оценил на свет чистоту стекол, подышал на них и начал протирать полой халата. — Участковым врачом. Чего так смотрите?

Была у меня попытка получить квартиру сразу же после окончания интернатуры по терапии. Жил я в Выхино, на Ферганском проезде, у самого кольца, а в Жулебине открылась новая поликлиника, в которую заманивали народ обещанием жилья. Рисовали самые радужные перспективы. Проработайте три года, и будет у вас квартирка в новом доме. Правда, не всем такое счастье светило, а только московским очередникам. Мои родители в очереди на расширение жилплощади стояли с восемьдесят второго года, так что я подходил по всем статьям. Папа с мамой, кстати говоря, были в шоке от такой самостоятельности. Отговаривали меня, дурака. Мама историями про поликлинику пугала, она недолго проработала в молодости в поликлинике.

— Обманули? — спросил Данилов.

— Да, — Скибкарь надел очки, — и трех лет работать не пришлось, чтобы понять. Я, конечно, расстроился, завязал с поликлиниками и терапией и поступил в ординатуру по АИРу. Но поликлинику до сих пор вспоминаю. Столько интересных людей, столько впечатлений… Такой богатый жизненный опыт редко где получишь. Но суетно, и работа выматывала. В эпидемию были дни, когда по тридцать вызовов приходилось делать. Домой приходил, раздевался и падал: даже на то, чтобы поесть, сил не оставалось. Правда, молодой организм восстанавливается быстро, утром вставал свежий как огурчик…

— А расскажи нам какой-нибудь случай из практики, — попросила Короткевич. — Посмешнее…

Скибкарь призадумался:

— Самый смешной случай был, когда при мне покойница ожила. Я от испуга очень долго смеялся, такая форма истерики случилась.

— Удачная реанимация или что-то другое? — спросил Данилов.

— Дурь-матушка. Жили две сестры, классические интеллигентные старые девы, одна — учительница, другая — бухгалтер, постоянные мои пациентки. Чем еще старушкам развлекаться, как не лечением?