Доктор Данилов на кафедре

— Давайте прекратим! — не предложил, а потребовал Кулешов. — А то сейчас теряем время попусту, а после собрания начинаем терзать меня вопросами поодиночке. Как будто мне делать больше нечего, кроме того, чтобы сто раз одно и то же повторять! Первый год, я к вам обращаюсь! Вопросы есть? Неужели все понятно? Спрашивать лучше у меня, а не у второго года! Они могут такой лапши вам на уши навесить, что снимать рука устанет. Я в прошлом году одного такого шутника чуть из ординатуры не отчислил! Надеюсь, что второй год помнит эту историю.

«Второгодники» дружно заулыбались и закивали — помним, помним.

— А первому году я вкратце расскажу, чтобы вы имели представление о том, как вас могут разыграть ваши старшие товарищи. Есть у нас такой ординатор Закриев, он сейчас в шестнадцатой больнице проходит ординатуру. Очень хороший ординатор, грамотный, любознательный, можно сказать, уже готовый врач. В прошлом году, в самом начале ординатуры, Закриев спросил у одного ординатора второго года, позволяют ли здесь у нас, в семьдесят седьмой, ординаторам давать наркоз на операциях или только разрешают стоять рядом и смотреть? В ответ услышал, что разрешают все, только не всем. Если хочешь реально учиться профессии, заручись хорошим отношением заведующего отделением и других врачей, иначе никто на тебя внимания обращать не будет. Как? Да очень просто: купи для отделения хирургическую форму, по парочке комплектов на каждого сотрудника. Она всегда нужна, все обрадуются и станут относиться к тебе, как к родному…

«А что — логично, — оценил Данилов. — Вполне можно купиться. Что там по деньгам? Возьмем условно — тридцать человек в отделении, по два комплекта на каждого, это получается шестьдесят комплектов. Почем у нас форма? В розницу — около тысячи, ну, на мелкий опт, шестьдесят штук все-таки, что-то скинут. Ну, пусть по семьсот рубликов… Нехило — сорок две тысячи!»

— Горе-шутник, конечно, не думал, что Закриев действительно купит форму, но тот поверил, через неделю привез шестьдесят комплектов. Был скандал. В итоге форму удалось вернуть обратно, поэтому можно считать, что все закончилось благополучно.

— Это как сказать, — усмехнулась ординатор второго года Кныш. — Отделение до сих пор вспоминает про этот случай и переживает: из-под носа подарок ушел.

— Разве в больнице есть проблемы со спецодеждой? — удивился Кулешов. — Не думаю…

По окончании собрания Данилову прочитали нотацию. Совсем коротенькую и в общем-то справедливую, смысл которой сводился к тому, что не стоит устраивать прения с ординаторами, даже если они и ляпнули что-то такое… Данилов ответил, что он все понял, на том дело и закончилось.

В кабинете Колосова и Скибкарь сидели за одним столом и слушали интернет-радио. Почему-то на украинском, вроде как новостной выпуск. Данилов вошел на фразе дикторши «З витальным словом выступылы заступнык головы…».

— С каким-каким словом?! — не поняла Колосова.

— С витальным, — повторил Скибкарь.

— Витальное слово? — Колосова наморщила лоб. — Что-то я не понимаю. Разве бывают летальные слова?[29] Ладно — слушаем дальше!

— Никакого дальше! — Скибкарь щелкнул мышкой, и радио замолкло. Уговор был насчет десяти слов, а это уже двенадцатое! Извольте расплатиться, Екатерина Михайловна!

— Это неправильное слово! — возмутилась Колосова.

— Это для вас, клятых москалей, оно неправильное, а для нас, щирых хохлов, — правильное! Переводится как — «приветственное»! Приветственное слово! Так что — расплачивайся, раз проиграла!

— Щирый хохол! — картинно рассмеялась Колосова. — Я что-то не пойму тебя, Саша, то ты хохол, то — коренной москвич. Ты уж определись, как говорится, — или крестик сними, или трусы надень. Вот тебе, а не натура!

Под нос Скибкарю уткнулся маленький кукиш с задорно шевелящимся большим пальцем.

— Ребята, если что, я и выйти могу, — сказал Данилов. — Только намекните…

— Зачем? — хором удивились оба.

— Ну, если Екатерина Михайловна будет расплачиваться натурой…

— Да что ж это такое! — возмутилась Колосова, хлопая ладонью по столу. — Как можно! Такие намеки! Я этого афериста подстричь обещала, если проиграю!

— Михайловна — охренительный парикмахер, — подтвердил Скибкарь. — Что она на кафедре забыла, я не понимаю… У меня волосы никакущие, — он провел рукой по своим изрядно поредевшим на темени волосам, — вида нет, а Михайловна подстрижет, и я сам себе нравлюсь!

— Ты всегда сам себе нравишься! — Колосова шутливо толкнула Скибкаря в плечо. — Аферист!

— Насчет натуры мне ясно, — сказал Данилов. — А каков сам предмет спора?

— Украинский язык, — ответил Скибкарь. — Точнее, его знание. Михайловна заявила, что она хоть и никогда не учила украинский, но все-все понимает. Я, как человек, имеющий в Киеве родственников и не раз у них гостивший, выразил сомнение. В итоге мы поспорили. Я дал Михайловне фору в десять слов, но она…

— Мог бы дать и двадцать! — фыркнула Колосова. — А то насел на беременную женщину! Не буду я тебя стричь, и не мечтай…

— Но мы же спорили! — развел руками Скибкарь.

— Я пошутила! — Колосова показала ему язык.