Доктор Будущее

Подчиняясь умелым рукам водителя, машина повернула к городу. Юноша откинулся на спинку сиденья, вверяя свою жизнь и жизнь пассажира автоматике. По всей видимости, любопытство разгоралось все сильнее. Он вместе с креслом повернулся к Парсонсу, окинул внимательным взглядом, затем протянул руку и щелкнул кнопкой. В кабине загорелся свет, и только теперь Парсонс как следует разглядел юношу. Увиденное не очень-то ему понравилось.

Темные, слегка лоснящиеся длинные волосы. Кофейного цвета кожа. Плоское, широкоскулое лицо. Влажно блестящие глаза с миндалевидным разрезом, крупный нос. Римский? Нет, подумал Парсонс. Больше похож на хеттский. А волосы черные...

Смешение рас. Никаких сомнений. Скулы монголоида, глаза средиземноморца, волосы, пожалуй, негроида. Кожа вроде бы с красновато-коричневым отливом.

Полинезиец?

Юноша носил юбку, блузу и шлепанцы. Парсонсу бросилась в глаза вышитая на блузе эмблема – стилизованный орел.

Орел. Eagle. Egl. Значит, слова на указателе означали животных. Dir – это deer, олень. Bar – медведь.

Что же такое "CRP"? И вообще, какую роль играют эти животные?

Парсонс заговорил, но юноша перебил его.

– Вур венис э тардус?– спросил он звонким, почти детским голосом.

Парсонс растерянно пожал плечами. Язык казался знакомым, но вместе с тем звучал совершенно непривычно. Казалось, напряги слух, и поймаешь ускользающий смысл.

– Что?– спросил он.

Юноша задал другой вопрос:

– Йеч клейдис новэ эн сагис новате. Вур иссиди хист?

Наконец-то Парсонс начал улавливать смысл. Мало того, что в жилах юноши текла кровь нескольких рас,– его язык был наследником многих языков. Основой, похоже, служила латынь, а еще, вероятно, искусственный язык лингва франка – вот откуда взялись знакомые корни. Парсонс обдумал каждое слово и решил, что юноша, наверное, хочет узнать, почему он в такой поздний час оказался на шоссе, почему так необычно одет и почему у него такая странная речь. Но в те минуты Парсонса не тянуло отвечать. У самого хватало вопросов.

– Я хочу знать,– тщательно выговорил он,– почему вы пытались меня задавить.

Юноша озадаченно поморгал.

– Вур ик... – Он замялся.

"Не понял ни слова?– подумал Парсонс. – Или нелеп сам вопрос?– Он покрылся мурашками при мысли, что юноша не видел ничего зазорного в убийстве на ночном шоссе совершенно незнакомого пешехода. "Да, это совершенно ясно: он пытался меня убить. Неужели на его месте любой поступил бы так же?" Вновь охваченный сильной тревогой, он настроился во что бы то ни стало разрушить языковый барьер.

"Я добьюсь, чтобы меня поняли,– сказал он себе. – И поняли правильно. И поняли сейчас же".

– Продолжайте,– сказал он юноше.

– Сэг?– повторил тот. – Ик сэг йер, йе мейнст?

Парсонс кивнул.

– Все верно. – Впереди росли городские огни. – Вы поняли.

"Мы делаем успехи",– хмуро подумал он и напряг слух, сосредоточил все внимание на голосе собеседника. Тот сыпал отрывистыми фразами.

"Да, мы делаем успехи. Но хватит ли нам времени – вот вопрос".

Дорога сворачивала по широкой дуге и шла на подъем.

Машина перенеслась через ров, окружавший город. Он служил всего лишь украшением, это Парсонс понял с одного беглого взгляда. Появлялось все больше машин, двигались они довольно медленно; то тут, то там Парсонс замечал пешехода. Вскоре он увидел толпы – огромные скопления народа на скатах, подвесных дорожках, ярусах башен. Все, кого ему удавалось разглядеть вблизи, выглядели молодыми, не старше водителя. Скуластые, темнокожие и в юбках. Он увидел разнообразные эмблемы: млекопитающие, рыбы, птицы... Какова их роль?

Может быть, это общество основано на принципах тотемизма, унаследованного от диких племен или отсталых народов? Или он попал в разгар какого-то праздника?

Внешне эти люди похожи, а значит, гипотеза, что каждая эмблема принадлежит отдельному народу, отпадает.

Произвольно дифференцированное общество?

А может, это игра?

И у мужчин, и у женщин длинные волосы были заплетены в косы. Мужчины значительно превосходили женщин ростом, обладали прямыми носами и волевыми подбородками. Ясноглазые женщины оживленно разговаривали между собой, спеша по своим делам.

Особенно Парсонсу бросались в глаза их губы – необыкновенно полные, чувственные, светящиеся.

Какие все молодые! Почти дети. Жизнерадостные, неунывающие мальчишки и девчонки.

Висящий над перекрестком фонарь залил машину белым светом. В этом мире Парсонс еще не встречал фонарей, которые светили бы как этот, в полном спектре. В резких лучах Парсонс обнаружил, что губы у мужчин и женщин темные, а вовсе не красные, и не освещение виновато в его ошибке, а, скорее всего, помада. Мэри тоже такой пользуется наряду с модными красками для волос...

В этом свете – первом, так сказать, истинном свете этого мира Парсонс увидел новое выражение на лице водителя. Юноша резко затормозил и сдавленно воскликнул. Изумление и страх на его лице уже ни с чем нельзя было спутать. Он подался назад, вжался спиной в дверцу, попытался что-то сказать, но запнулся, и наконец выпалил так громко, что несколько ближайших прохожих повернули головы к машине:

– Йе бист синк!