Во взглядах советских ученых, полагающих, что в уголовном судопроизводстве истина имеет объективный характер, существовали нюансы: кроме тех, кто трактовал истину в уголовном судопроизводстве как абсолютную, были те, которые полагали, что объективная истина носит относительный характер[1295], третьи занимали компромиссную позицию, согласно которой истина является одновременно и абсолютной, и относительной[1296]. Всех их объединяло одно — уверенность в том, что на практике действительно возможно точное выяснение всех обстоятельств, имеющих существенное значение для правильного рассмотрения уголовного дела. Никто не ставил вопрос о вероятном характере объективной истины.
С этими советскими особенностями концепции «объективной истины» мы, конечно, не можем мириться. Они, на наш взгляд, не являются внутренне присущими для учения о материальной (объективной) истине. Их вполне можно отбросить и сделать открытой концепцию объективной истины для обогащения неклассическими представлениями о познании и доказывании[1297], таким путем придать ей новое качество — постнеклассической теории объективной истины, где бы уживались представления об адекватности знания действительности и в то же время согласованности, связанности приговора суда с другими суждениями, убедительности его решения с позиции правовой традиции, здравого смысла, ценностных суждений.
Нам претит абсолютизм, в какой бы из концепций об истине он не проявлялся. В том числе это касается и концепции объективной истины. Как справедливо отмечает Е.А. Карякин, «в уголовном судопроизводстве абсолютная истина видится нам «запредельно поднятой планкой», высоту которой невозможно преодолеть с точки зрения практической деятельности»[1298].
Оптимизм должен быть, но он не должен переходить в идиотизм. Теоретик не должен отрываться от действительности и помнить, что судят живые люди и объективная истина является продуктом познавательной деятельности, осуществляемой людьми. Судебная истина, естественно, должна быть «объективной», но не по причине абсолютного соответствия объективной реальности знания, полученного в ходе расследования и рассмотрения дела, а по причине веры судей / присяжных в то, что их знание может с высокой степенью вероятности соответствовать действительности.
Поэтому в дискуссии со своим современником — М.С. Строговичем — более прав оказался М.А. Чельцов. Он утверждал, что в полной мере истина никогда не может быть достигнута: «Мы отвергаем безусловную достоверность наших знаний. Вместо нее можно говорить лишь о высокой степени вероятности. Обычно в делах судебных удовлетворяются более высокой степенью вероятности»[1299]. Совершенно справедливо М.А. Чельцов указывает, что судебная достоверность основывается на приблизительных опытных обобщениях, ограниченной возможности использования правил формальной логики[1300].
С позиции здравого смысла абсолютная истина не может быть достигнута вероятными средствами. Как уже указывалось, в уголовно-процессуальном доказывании используются индуктивные доказательства, то есть примерные обобщения фактических данных. Это главная, но далеко не единственная причина невозможности установления абсолютной истины по уголовному делу.
Конечно, нельзя игнорировать высокую нравственную составляющую концепции объективной истины, на что обращал внимание Л.Д. Кокорев. Он отмечал, что стремление познать истину, никогда не отклоняться от нее — не только юридическая обязанность, но и первейший моральный долг следователя, прокурора, судьи[1301]; а за рассуждениями о невозможности установления истины, о том, что судебные решения — это всего лишь слабое отражение фактической жизненной ситуации, что от суда нельзя требовать, чтобы он действительно установил истину, что решение суда должно соответствовать материалам дела и не может претендовать на объективную истину, что истина известна лишь Богу, а в судебной практике прошлое восстанавливается с весьма относительной степенью достоверности, скрывается не столько профессиональная несостоятельность, сколько нравственная неспособность осуществлять доказывание на основе своего внутреннего судейского убеждения, базирующегося на материалах уголовного дела, страх перед ответственностью за ошибку[1302].
Однако надо помнить о том, что зло — это победившее добро. Концепция «объективной истины», как показывает советский опыт, может стать ядром идеологии правового авторитаризма, то есть системы «инквизиционных» ценностей. С его помощью может оправдываться система, в которой государство в лице органов следствия и суда пренебрегает формальностями, ритуалами состязательности и прочими техническими элементами, в которых видится прибежище индивидуалистического начала, ради защиты абстрактно понимаемого общественного блага (коммунизма, социализма).
Алла Робертовна Швандерова , Анатолий Борисович Венгеров , Валерий Кулиевич Цечоев , Михаил Борисович Смоленский , Сергей Сергеевич Алексеев
Детская образовательная литература / Государство и право / Юриспруденция / Учебники и пособия / Прочая научная литература / Образование и наука