Дойти до перевала

— Чай у вас отменный… — А затем, тяжело вздохнув, добавил: — Эк вас по миру-то помотало….

Энгельгард не успел ответить — в дверь постучали, и тотчас на пороге вырос радист, в руках у него было два котелка с закрытыми крышками.

— Герр гауптман, ваш ужин. И на хозяина…

— Поставь на стол. Вы уже поели?

— Я ещё нет, а хлопцы сейчас наяривают. Разрешите идти?

— Давай. Лейтенанту передай — выставить пост и спать.

— Яволь, герр гауптман!

Строганов осторожно поставил котелки на столик и мгновенно испарился.

Савушкин хлебосольно обвёл столик рукой:

— Ну а теперь моя очередь вас угощать. Прошу к столу! Что в котелках — мне неведомо, самому интересно, чего они там накашеварили…

Старый метеоролог усмехнулся.

— На Востоке не переламывают хлеб с врагом….

Капитан пожал плечами.

— Мы его уже переломили — пусть даже в виде сухарей. Да и вы мне не враг. Гражданская война уже почти двадцать четыре года, как закончилась… Сейчас вопрос стоит иначе — мы для вас кто?

Старик покачал головой.

— Сложный вопрос… Хотя… Вы для меня, прежде всего — русские люди. А остальное…. Остальное уже детали. В нашей ситуации лишние…

— Что ж, в таком случае у меня предложение — давайте поедим; надеюсь, мои хлопцы постарались. — И с этими словами Савушкин снял крышки с обоих котелков.

Мда-а-а, чувствуется рука Костенко — гороховая каша со свиной тушёнкой, щедро сдобренная только что нарванными чабрецом, душицей и ягодами можжевельника. Порции по-украински сверх меры обильны, запахи — просто умопомрачительны…. Савушкин протянул один из котелков своему собеседнику.

— Извольте откушать, еда солдатская, без изысков, но выбирать не приходится….

Энгельгард усмехнулся.

— Когда отступали от Иркутска — варили березовую кору, приправленную клюквой, если удавалось успеть к разделу павшей обозной лошади — это был праздник…. Ваш горох с мясом — царское кушанье по сравнению с тем нашим рационом…

На протяжении последующей четверти часа они не разговаривали — старательно расправляясь с ужином. Савушкин приметил, что старый метеоролог поглощает стряпню старшины с немалым аппетитом — из чего сделал вывод, что снабжение на метеостанции в последнее время не шибко шикарное. Что тут же и подтвердил сам Энгельгард — произнеся:

— Доставка продуктов обычно раз в месяц, но последнюю уже просрочили на неделю. Благо, можно прожить с охоты, плюс ягоды-грибы, и огородик у меня есть небольшой….

Охота? Савушкин осторожно поинтересовался:

— А ружье-то у вас есть?

Энгельгард усмехнулся.

— И гладкоствольное, «Зауэр», и карабин под маузеровский патрон, «Збройовка Брно» … Есть, как не быть. Да и как же без оружия? Глухомань вокруг, тут, в горах, и медведи водятся…. Желаете посмотреть мой арсенал?

Савушкин махнул рукой.

— Не извольте беспокоится, что я, карабинов в своей жизни не видал? Три года на них смотрю не отрываясь… — И продолжил: — Вы обещали поведать, как тут оказались.

— Обещал? Не упомню…, впрочем, попробую. — Энгельгард протёр свою ложку изящной голубенькой салфеткой, до того тщательно свёрнутой в трубочку и вставленной в кольцо на чайном столике, и промолвил: — Я ненавидел большевиков. Они не только сломали мою жизнь — они всю Россию вздыбили и вывернули наизнанку. Что творили ваши китайцы и венгры в сибирских сёлах — жутко вспомнить….

— Так ведь Колчак не меньше крови пролил — а то и поболее… — негромко ответил Савушкин.

— Соглашусь. Начудил тогда адмирал, что и говорить, знатно, повёл себя по-дурацки, умудрившись проиграть уже почти выигранную войну…. Но речь сейчас не об этом. Повторюсь — до Галлиполи я вас искренне ненавидел. И готов был сражаться с вами, не щадя себя — но Бог даровал мне жизнь. А вот на Галлиполи я начал задумываться… — Старик взял в руки кружку с чаем, отпил глоток, вздохнул и продолжил: — Бросили нас там, как собак бесприютных, без довольствия, без палаток, без сапог, почитай что, в чистом поле… Наши генералы живо расползлись по хлебным местечкам, кто в Берлин подался, кто в Прагу, кто в Белград, с нами остались лишь Кутепов да Штейфон — а нас, чёрную кость, бросили подыхать. Французы за каждую буханку хлеба требовали мало что не унцию золота — хорошо, американцы взялись нас кормить, свои запасы военные использовать — не в море же им было миллионы банок тушёнки да эвересты шинелей да ботинок сбрасывать… Для нас они были истинными благодетелями — не глядя на их мотивы. Кстати, те же американцы и большевикам бросились помогать — когда голод в Поволжье случился…. Что ни говори, а благородства у них не отнять…

Кутепов продолжал делать вид, что белое дело живо — устраивал дурацкие парады, смотры, учёбу… Понятно, ему надо было отвлечь людей от падения в бездну отчаяния. Я, как оставшийся без должности, был из армии уволен — да оно и к лучшему. В мае двадцать первого года на французском пароходе мне удалось выехать в Триест — откуда добрался я до Праги. Где, как мне удалось узнать, обосновался генерал Войцеховский…