Ветер усилился. В листве порхали птицы. Вокруг росли громадные папоротники и белые цветки.
– Вы никому не говорили? – спросила Элен, когда они возвращались к дому священника.
– Уго, разумеется, знал. Он с самого начала уговаривал меня отправиться в Англию или Америку. Это я отказывалась, утверждая, что мы пересидим.
– А что случилось с вашими родными?
– Ты же знаешь, я родилась не в Перигоре. Как и твоя подруга Виолетта, я парижанка. Когда мы с Уго поженились, я переехала к нему.
– А ваша семья осталась в Париже?
– Да. Родители и младший брат Жак. Мама, как и я, никогда не была ортодоксальной еврейкой. Отец у меня католик. Он работал зубным врачом.
– Где они сейчас?
Мари печально покачала головой:
– Депортированы в самом начале войны.
– Как это ужасно.
– Я сама не знала. Спасибо моей старой школьной подруге. Она написала и сообщила. Даже это было рискованным. Если бы письмо перехватили, боши узнали бы и обо мне.
– И все-таки они докопались. Каким образом?
– Не знаю. – Мари опять покачала головой. – Мои родители уже в преклонном возрасте, а у мамы и до войны было слабое здоровье. У нее больные легкие. Поездка в жутком товарном вагоне, где людей везут, как скот, могла быстро ее доконать.
– А ваши отец и брат?
– Оба сильные. Брат так и не женился, что избавило его от лишних тревог. Он присматривал за родителями, хотя на его месте должна была быть я. – (Элен взяла ее за руку.) – Но мы слушаем новости из Англии. Разумеется, тайком. Там говорят такое… Ум отказывается понимать.
– Значит, вы думаете, что…
– Да. Боюсь, все трое уже мертвы. У меня сердце разрывается при мысли, что с дорогими мне людьми обошлись как с отбросами. Ты знаешь, что немцы сравнивают евреев с насекомыми-паразитами?
Элен покачала головой:
– Надо верить в лучшее будущее. Когда-нибудь весь этот кошмар останется позади.
Мари тяжело вздохнула:
– Мне так не хотелось расставаться с Уго. Без него я чувствую себя невероятно одинокой.
– Сейчас главное – переправить вас в безопасное место. Уверена, Уго будет терпеливо дожидаться вашего возвращения.
Элен брела, глядя под ноги и думая об Уго, а потому не заметила шедшего навстречу Джека.
– Пора трогаться в путь! – крикнул он женщинам.
Элен подняла голову. Джек улыбнулся. Ей показалось, что в сердце вспыхнул свет.
– Возле кухни есть уборная и умывальная. Только прошу не задерживаться. Священник сообщил мне, где искать следующий тайный приют.
Элен нравилась эта собранность Джека и умение сосредоточиваться на текущих делах. Пообещав не задерживаться, они с Мари отправились в умывальную.
Вскоре пикап покинул дом священника. Бóльшую часть дня они ехали молча. Так проходил час за часом. Фургон ритмично покачивало на извилистых проселочных дорогах, что убаюкивающе действовало на Элен. Она думала над словами Мари о депортированных родителях. Потом ей вспомнился эпизод из детства, связанный с ее матерью.
Ей тогда не было и одиннадцати. Как-то Клодетта ставила в вазу цветы, собранные в саду их ричмондского дома. Элен спросила, можно ли взять алую розу, которую она намеревалась вдеть себе в волосы. Услышав просьбу, мать повернулась и странно улыбнулась:
– Зачем тебе? У тебя слишком тонкие волосы. Цветок не будет держаться.
– Я прикреплю его заколкой.
– Из свиного уха шелковый кошелек не сошьешь, – засмеялась Клодетта. – Ступай, дорогая, и больше не приставай ко мне с глупыми просьбами.
Элен ушла в сад качаться на качелях. Где-то через час туда прибежала Флоранс, в волосах которой алела красивая роза. Элен в ярости качнула качели как можно выше, а затем спрыгнула. Сиденье по инерции качнулось обратно и ударило малышку Флоранс по голове. Потрясенная содеянным, Элен в ужасе застыла.
На крик Флоранс из дома прибежала Клодетта. Быстро поняв суть случившегося, она накинулась на Элен.
– Ах ты, злобная сучка! – прошипела мать. – Иди к себе в комнату и не смей выходить! Я все расскажу отцу.
Плачущая Элен поплелась в дом. Она совсем не хотела делать сестренке больно. Это была инстинктивная реакция на мелкую материнскую жестокость. Когда отец зашел к ней в комнату, Элен выложила ему все как было. Отец погладил ее по голове и сказал, что не стоило придавать значение словам матери, но вымещать свою злость на Флоранс – некрасиво.
– О чем задумались? – спросил Джек, нарушив ее воспоминания. – Вы как будто не здесь.
– Вспоминала кое-что.
– Что именно?
– Детство. У меня тогда частенько бывали конфликты с матерью.
– А у кого из нас их не было? – засмеялся Джек.
– Но почему так происходит?
– Понятия не имею, – пожал он плечами. – Мама меня очень любила, но иногда ее опека становилась чрезмерной.
– Я бы не возражала против такой опеки.
– Еще как возражали бы, если бы знали мою дорогую мамочку.
Элен засмеялась и повернулась к нему, но лицо Джека вдруг сделалось мрачным.
– Гляньте-ка вперед. Не знаю, удастся ли мне заблаговременно свернуть с дороги.
Элен посмотрела и почувствовала, как ей будто обручем сдавило голову.
Глава 47