Дочери войны

– Вставай, ты же вся мокрая. Обивку намочишь.

Флоранс надула щеки, но и не подумала встать.

– Послушай, мне хватило волнений из-за Уго, – сказала Элен, и у нее дрогнул голос. Сделав над собой усилие, она продолжила: – Я не хочу волноваться еще и из-за тебя. Где тебя носило?

– Я была на улице.

– Об этом я догадалась. – Элен насмешливо посмотрела на сестру. – Я искала тебя в нижней части сада, но тебя там не оказалось.

– Я пошла прогуляться.

– Одна?

– Да. – Флоранс театрально вздохнула и принялась взбивать подушку. – Все подушки свалялись.

– Дорогая, я сомневаюсь, что нынче безопасно гулять одной.

– А я люблю гулять. Когда ходишь, мозги прочищаются. Это ты можешь понять?

– Конечно могу, – кивнула Элен. – Скажи… от чего именно тебе понадобилось прочистить мозги?

Флоранс наградила ее туманным взглядом и, пропустив вопрос мимо ушей, сказала:

– Больше всего я люблю бродить по лесу босиком.

– А как насчет муравьев?

– В обуви ноги не чувствуют землю.

– Согласна.

Флоранс встала и, в последний раз ударив по подушке, бросила ее на диван:

– Ты заметила, что мне уже двадцать два, а не двенадцать?

Элен потянулась, заложив руки за голову, затем села:

– Прости. Конечно заметила. Но это так непросто.

В мозгу замелькали все причины, почему она до сих пор должна держать младшую сестру под присмотром. Флоранс слишком молода. Невинна, как оленята, которые встречаются в лесу. Конечно, на земле она стоит потверже новорожденных младенцев, но не так уверенно, как годовалый олененок. Флоранс не воспринимала мир таким, какой он есть.

– Я просто стараюсь оградить тебя от опасностей, – призналась Элен.

– И потому хочешь завернуть меня в вату. – Флоранс села рядом с ней на старый диван. – Я совсем забыла, что нам давным-давно пора сменить обивку на этом диване.

– И набивку тоже.

– Точно! – У Флоранс загорелись глаза. – Займемся вместе?

– Вообще-то, я хотела почитать.

– Успеешь в другое время. Не ленись, давай поработаем. Это отвлечет тебя от неприятных мыслей.

– Что, прямо сейчас? – застонала Элен. – Я устала.

Флоранс вскочила и протянула ей руку:

– Не ты ли всегда призываешь не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

Элен неохотно поднялась и поймала на себе решительный взгляд Флоранс.

– Что?

– Послушай, Элен, я не хочу, чтобы ты ходила за мной как тень.

– Хорошо, я постараюсь не ходить. Старые привычки отмирают с трудом.

– Особенно у тебя.

– Как это понимать?

Флоранс наклонилась к дивану, внимательно разглядывая обивку.

– Думаю, сначала следует распороть обивку, а там увидим, насколько нужно чинить все остальное.

– Флоранс!

Сестра выпрямилась во весь рост:

– Ты любишь придерживаться заведенного порядка вещей. А я люблю открывать новое… Куда же я подевала ножницы?

– И как?

– Что – как?

– Насколько ты преуспела в открытии нового? – (Флоранс спрятала улыбку.) – Чувствую, ты о чем-то умалчиваешь. Есть такое?

Игнорируя вопрос сестры, Флоранс потянула на себя обивку:

– Повсюду дыры.

– Так ты мне расскажешь?

– Конечно. А сейчас я должна найти ножницы, – сказала Флоранс и выбежала из комнаты.

Элен стало не по себе. Она давно привыкла думать о желаниях и потребностях сестер, ставя их впереди собственных. Привыкла держать семейные вожжи, не давая сестрам взбрыкивать. Элен не раз мысленно представляла цирковую арену, себя – шпрехшталмейстером во фраке и цилиндре, а сестер – игривыми лошадками. Неуправляемыми. Она была бы и рада немного отпустить вожжи, но не знала как. Слишком долго она являлась средоточием семьи. И вот теперь это новое, незнакомое упрямство Флоранс, стремление утаить какую-то сторону своей жизни, не имеющую отношения к семье. Эта сторона недвусмысленно требовала от Элен: «Отстань».

Элен умела обращаться с пациентами, могла развеять их страхи, успокоить, подбодрить. Но чем дальше, тем меньше она понимала, как ей справляться с выросшими сестрами.

Она сокрушенно покачала головой. В этот момент вернулась Флоранс, размахивая ножницами и ножом.

– Вот. Нашла… – выпалила Флоранс и осеклась. – Элен, что с тобой? Чего ты такая грустная?

– Я грустная?

– В чем дело?

– Я беспокоюсь об Уго и о Мари.

Элен вздохнула и волевым усилием вынырнула из потока тревожных мыслей.

– Случись что по-настоящему жуткое, мы бы уже знали.

– Давай заниматься диваном, – вздохнула Элен. – Ты хоть знаешь, как это делается?

Глаза Флоранс засверкали.

– Нет. Зато будет очень здорово соображать по ходу работы.

Вдвоем они разрезали и сняли внешнюю обивку и подкладочный слой, после чего перевернули диван набок, чтобы снять с днища обветшалый кембрик. Когда диван снова занял привычное положение, Флоранс оглядела свалявшуюся, просевшую набивку.

Наклонившись, она принюхалась и поморщилась:

– Фу! Воняет ветхостью. Придется ее целиком менять.

– По-моему, мы избрали себе занятие не по силам, – покачала головой Элен.

– Постой-ка. Кажется, внутри что-то есть.

Флоранс сунула руку в недра набивки и выудила запечатанный конверт.

– Ого! – Она помахала им в воздухе. – Интересно, что там внутри.

– Возможно, какой-нибудь счет, – ответила Элен, равнодушная к содержимому конверта.