Дочери войны

И она выпустила. Она плакала по Виктору, по маленькому Жану-Луи, по капитану Мейеру и по своей подруге Виолетте. Она плакала по Франции и французам, чья жизнь оказалась вывернутой наизнанку. Элен плакала по погибшим и увезенным в лагеря. По себе, Флоранс и Элизе, чей ребенок родится без отца. Она оплакивала свою неспособность оградить сестер так, как ей хотелось бы. Ее плач продолжался, пока глаза не воспалились. Голову изнутри распирало так, что казалось, еще немного – и ее череп разорвет. У нее сбилось дыхание. Дрожь во всем теле продолжалась. Элен несколько раз высморкалась. Джек вытер ей слезы. Только тогда ее дрожь утихла. Джек поцеловал ее в лоб и стал тихо напевать. Под его пение она заснула.

Проснулась Элен только ночью. Джек по-прежнему лежал рядом, теперь под одеялом, раздевшись до нижнего белья.

– Джек, я хочу близости с вами, – прошептала она.

Полоска лунного света скользнула по его лицу. Джек нежно улыбался. Элен не представляла, что с ней будет, если он откажется.

Несколько секунд он провел словно в нерешительности. Потом поцеловал ее. У Элен защемило сердце. Она помогла Джеку раздеть себя и его. Он провел ей по лбу, щеке, затем его палец опустился по шее и коснулся груди. Джек целовал ей шею и губы, потом стал ласкать тело. Каждое его прикосновение ощущалось настолько сильно, что Элен едва сдерживала свои чувства. Наступил момент, когда сердце Джека наконец-то открылось ее сердцу. Их слияние было нежным, неспешным и глубоким. Самым удивительным событием в ее жизни. Потом Элен снова заплакала, но уже не слезами печали, а слезами любви и надежды. Из открытого окна веяло ночной тишиной. Потом и дом погрузился в тишину, а Элен – в глубокий, безмятежный сон.

Глава 72

Утром Элен проснулась раньше Джека. Солнце уже встало, и его лучики просвечивали сквозь ветви каштана. Элен подошла к окну и высунулась наружу, вдыхая свежий, пронизанный солнцем воздух. Щебетали птицы, перепархивая с ветки на ветку. Дул ветерок, отчего казалось, что весь сад движется. Жужжали крылатые насекомые, оживляя воздух. День будет жарким. Окружающий мир на какое-то мгновение показался ей новым, и это принесло Элен если не счастье, то немного спокойствия. Обернувшись, она увидела, что Джек проснулся и смотрит на нее серьезными и даже хмурыми глазами. Элен вовсе не забыла трагедию в шато, просто на какое-то время ужасные события вчерашнего дня показались ей очень далекими. Сейчас они не затрагивали ее так остро, как вчера. Была лишь она, Джек и пространство ее комнаты. Но, увидев его глаза, Элен сразу подумала, чтó чувствует он и не жалеет ли об их близости. Хотелось надеяться, что нет.

Джек ласково улыбнулся и протянул руку. Элен присела на краешек кровати и протянула свою. Он сжал ей пальцы. Элен ощутила в этом жест одобрения. Молчаливое признание.

– Давно проснулась? – спросил он, и Элен покачала головой. – Позавтракать удастся? – Джек взглянул на тумбочку, где тикали часы. – Мне нужно двигаться.

– Ой! – вырвалось у Элен. – Я думала…

– Мне очень жаль.

Она надеялась, что они проведут вместе весь день, и теперь не знала, как проживет последующие часы и как будет сражаться с мысленными картинами вчерашней трагедии. Элен вновь посмотрела в окно. Сад и лес показались ей чересчур резкими, излишне яркими. Ей захотелось приглушенных звуков и красок.

Джек внимательно смотрел на нее… ждал ее слов, но ей было нечего сказать.

– Элен, ты как себя чувствуешь?

Она улыбнулась чересчур бодро, заработав удивленный взгляд.

– Флоранс печет удивительные блинчики, – сказала Элен; ей не хотелось упрашивать Джека остаться. – Пойду взгляну, встала ли она. Потом и ты спустишься.

Элен сдернула с крючка халат, завязала кушак и вышла.

Оказалось, что Флоранс уже встала. Она хлопотала на кухне в голубом фартуке, повязанном прямо на белую ночную сорочку. Элен залюбовалась сестрой: светлыми локонами и розовым, чистым лицом. Флоранс выглядела печальной, но не сокрушенной. Как сильно повзрослела Флоранс. От этой мысли Элен перешла к другой: как повлияет правда о настоящем отце Флоранс на жизнь их всех.

– Джек остался? – спросила Флоранс.

– Сейчас спустится, – ответила Элен, отгоняя тягостные мысли. – Ты затеваешь блинчики?

– Да. Думаю, мне хватит муки.

Флоранс поставила сковородку на плиту и принялась взбивать жидкое тесто. Элен решила накрыть на стол.

– Я поставлю лучшую посуду Клодетты, – сказала она.

– Для Джека? – удивилась Флоранс.

– Для всех нас. Мы это заслужили.

Она прошла в гостиную, где в буфете стоял фаянсовый сервиз, расписанный серебристо-серыми ромашками в стиле ар-нуво и сделанный в Люневиле.

В коридоре Элен увидела спускавшегося Джека. Они улыбнулись друг другу.

– Давай я понесу коробку, – предложил он.

– Я сама, – возразила Элен, не дав ему договорить. – Она не тяжелая.

Джек проследовал за ней на кухню.

– Доброе утро, Флоранс, – сдержанно поздоровался он.

– Доброе утро, – ответила та, едва посмотрев на него.

– Ваши подсолнухи выглядят… Они выглядят как…

– Подсолнухи? – не сразу поняла Элен.