Дочери Темперанс Хоббс

– Маки, – ответил Авдий. – Семенные головки.

Он подошел к камину, поднял их над кипящим котелком и обернулся на жену, приподнимая бровь в ожидании одобрения.

Темперанс рассмеялась.

– Давай. Хотя бы крепко уснешь, если ничего не выйдет.

Кипяток, шипя, поглотил стебли. Тонкая струйка белого дыма устремилась наверх и рассеялась под потолком.

Темперанс очистила тряпкой выкопанный собакой корень. Он был удлиненный и пузатый с четырьмя толстенькими ответвлениями, что напоминали располневшие и испачканные грязью руки и ноги. Такой маленький, что умещался на ладони. Темперанс отправила очищенную мандрагору в котел. Дым сгустился и превратился практически в паровой столб.

Темперанс снова заглянула в свои записи, а Авдий положил голову ей на плечо. Дверь кухни распахнулась, и на пороге появилась Фэйт с тополиными листьями в руках. Она понимающе улыбнулась, подошла к камину и бросила листья в котел. Внутри белого дымчатого столба начал зарождаться тонкий поток какого-то неописуемого цвета.

– Ну что? – спросил Авдий.

Темперанс ткнула пальцем в белый столб, проделывая в дымке маленькую дырочку, а затем поднесла этот палец к носу. Почти готово – в аромате ощущалось жгучее напряжение, как затишье перед бурей, когда от витающего в воздухе электричества разлетаются волосы.

– Думаю, осталось немного, – сказала Темперанс и указала Авдию на скамью у козел.

В творческом порыве она забрала у мужа глиняную трубку и высыпала тлеющий табак в котел. Булькающий бульон зашипел. Темперанс снова ткнула в густой дым, выписала пальцем кружок и принюхалась. В травяном запахе появились жалящие нотки молний.

– Отлично, – довольно улыбнувшись, заключила Темперанс.

Она протянула Авдию отрез шпагата с тремя узелками и обратилась к Фэйт:

– Принеси, пожалуйста, трещотку.

Девочка помчалась по узенькой лестнице на второй этаж. Когда Темперанс была маленькой, наверху находился чердак, но Авдий приподнял крышу дома, и таким образом у них появился второй этаж с двумя новыми спальнями. Темперанс и Авдий услышали над головой топот маленьких ножек, и на козельный стол посыпались песчинки. Женщина смахнула их ладонью на пол.

– Это же сработает, правда? – тихо спросил жену Авдий.

Она приподняла подбородок мужа и заглянула в его нежные карие глаза, которые сразу придали ей уверенности. Как же ей хотелось быть той, кем ее считал Авдий!

– Да, – ответила она.

Фэйт сбежала вниз по лестнице и ворвалась на кухню, пугая пса. Она с победоносным видом держала над головой маленькую серебристую погремушку с розовым коралловым наконечником.

– Молодец, – похвалила Темперанс и обратилась к Авдию: – После моих слов развязывай узелки по одному. И ни секундой раньше. Понятно?

Тот кивнул. Его беспокойные пальцы перебирали узелки, словно четки.

Темперанс развернулась к камину и поправила котелок ухватом так, чтобы его дно наполовину располагалось над огнем. Варево запузырилось с новой силой, и запах молний в помещении сгустился. Внутри белого клубистого дыма замерцали цветные всполохи, напоминавшие отсветы на поверхности океана на закате.

Взять, развязать, сварить и умереть.

Темперанс подняла руки, готовясь ощутить ту боль, которая скоро поразит ее с таким неистовством, что она может рухнуть на пол. Боль, равных которой не существует в природе. Ее можно было бы сравнить с родовыми схватками, однако последние, какими бы всепоглощающими ни были, забываются мгновенно. Эта же боль остается в памяти навсегда.

– Как наполн… – начала нараспев Темперанс, но закончить не успела, поскольку на кухню влетела ее мать с криком:

– Остановись! Ты не ведаешь, что творишь! Остановись!

22

Кембридж. Массачусетс

Конец апреля

2000

Дальше было не проехать: полицейские машины с мигающими проблесковыми маячками забаррикадировали Массачусетс-авеню, а сотрудники полиции, размахивая оранжевыми фонариками, тщетно пытались разогнать автомобили по прилегающим улицам. Перед глазами Конни замаячили белые и красные мигалки, и вскоре, кроме них, она уже не видела ничего. Казалось, эти самые огни вспыхивали внутри ее черепной коробки и заполонили собой все пространство, поскольку впереди, за огнями, густел черный дым.

– Вправо! – завопила Зази, и профессор машинально повернула руль, не включив поворотник.

«Вольво» свернул с главного пути, что оканчивался жуткой мешаниной из сирен и огней, и помчался вдоль прилегающей улочки.

– На Ремингтон! – выкрикнула Конни, и Зази ответила:

– Да-да. Они не должны были ее перекрыть. Налево!

Конни выкрутила руль, и горшок с тсугой опрокинулся, засыпав заднее сиденье землей. Зази удержалась, упершись руками в потолок.

«Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо. Только бы с ним все было хорошо. Пожалуйста».

Кончено. У нее не получилось. Все из-за лени и неторопливости. Конни не заслуживала звания профессора истории. Не заслуживала того, чтобы называться личностью. И уж точно ей нельзя становиться ничьей матерью.