Дочери Темперанс Хоббс

Конни сунула в рот последний кусочек пончика, стерла с губ шоколадную глазурь, скомкала бумажную обертку и вышла из машины, бросив остатки завтрака на пассажирском сидении.

– Доброе утро! – поприветствовала она Луизу, которая уже возилась со связкой ключей.

– Ой! – Архивариус окинула взглядом сальную прическу Конни и армейскую куртку Грейс, а затем поправила очки. – Я не узнала вас, Констанс.

– Э-э-э… – Та немного опешила от того, что Луиза назвала ее по имени.

Конни глянула на себя и поняла, что, если чуть доработать образ, она вполне сойдет за бездомную. Или это было своеобразным признаком профессионализма? Лиз как-то рассказывала, что во время учебы в Корнеллском университете, они с подружками любили играть в угадайку: «бомж или профессор», катясь в автомобиле по улицам Итаки. Угадать было не так-то и просто.

– Извините. Я сегодня одевалась в спешке. Нацепила, что попало под руку.

– М-м-м, – понимающе протянула Луиза. – Заходите.

Женщины вошли в здание суда и зашагали вдоль темного коридора, по обе стороны которого располагались двери из матового стекла. Их несинхронные шаги отражались от стен. Часы показывали семь пятьдесят одну.

Они вошли в дверь с табличкой «Отдел по делам о наследстве и опеке», и Конни уселась за привычный столик. Луиза Перейра пропала где-то в дальнем конце помещения, и потолочные флуоресцентные лампы зажглись одна за другой. Яркий свет заставил Конни сощуриться. Все-таки она была уже не так юна, чтобы бодрствовать всю ночь. Сегодня предстоит тяжелый день.

Вытащив из сумки карандаш и записи, Конни начала вспоминать, на чем они с Зази остановились. На Верити Лоуренс, в девичестве Бишоп, – матери девушки с ироничным именем Честити. Верити отошла в мир иной в 1924 году, пережив мужа и дочь – представительницу древней профессии. Верити оставила дом на Милк-стрит со всей его мебелью внучке Чарити.

«Ладно, – подумала Конни. – И как же звали твою мать, Верити Бишоп-Лоуренс?»

Можно было продолжить расследование и с другого конца, с Пэйшенс Бартлетт. Боже… Ну что за имена? Конни сделала паузу, чтобы поблагодарить добродетельную судьбу за то, что та наградила ее менее вычурным именем.

– Держите.

Конни поразилась, когда Луиза бросила на ее стол учетный журнал завещаний, составленных с 1860 по 1890-й год.

– Ух ты! Спасибо, – поблагодарила Конни. – Откуда вы узнали, что мне нужно?

– От нас, работников этого отдела, ничего не скроешь. Лишь коллеги из реестра актов нас превосходят. – Луиза загадочно взмахнула рукой и отошла к своему столу.

Конни вытянула руки перед собой и, щелкнув костяшками пальцев, раскрыла учетный журнал.

Поиск не отнял много времени. Верити родилась в Марблхеде, по всей видимости, в доме на Милк-стрит в 1841 году у Фэйт и Нота Бишопов.

Проведя короткое исследование, Конни выяснила, что Нот Бишоп был Марблхедским сапожником. Он шил обувь в «тэн-футере» – так местные называли домашнюю мастерскую, которой владел один из жителей Милк-стрит. Однако, если у Конни и возникли смутные надежды на то, что Фэйт удалось спасти Нота от печальной участи мужей рода Гудвин, они вскорости развеялись. Запись о завещании Нота появилась в списке за 1863 год. Вместе с заявлением Фэйт на выплату вдовьей пенсии. К тому моменту ей уже было за пятьдесят. Она жила под одной крышей со своей двадцатитрехлетней дочерью, зятем и престарелым квартирантом, которого звали Авдием.

Наличие квартиранта чаще всего указывало на бедность хозяйки.

«Я могла и сама об этом догадаться», – подумала Конни.

Она попыталась нарисовать в своем воображении, как дом на Милк-стрит выглядел в 1860-е годы. Конни вошла в калитку, которая еще не проржавела окончательно, но была уже далеко не новой. Сад выглядел живее, чем сейчас. По нему гуляли куры, хотя к тому времени стало выгоднее покупать куриное мясо в магазине, нежели заниматься разведением самостоятельно. Конни мысленно проплыла вдоль тропки из плитняка до двери, над которой была приколочена новенькая подкова.

Внутреннее убранство дома виделось Конни практически таким, каким она его знала. За исключением пары диванов, набитых конским волосом, которые до двадцатого века не дожили. Книг было много, ведь они уже стали весьма доступны. Чердачную крышу приподняли, и под ней появились две новые спальни. В гостиной под окном стоял стол со скругленными ножками, в точности как и сейчас. Только на нем лежали листы с математическими вычислениями и пара загадочных предметов. К примеру, секстант[35].

– Странно, – прошептала Конни с закрытыми глазами.

Молодая Верити с прической «а-ля Клотильда», в скромном сером платье с воздушными рукавами и пуговицами по самую шею склонилась над очагом, чтобы поворошить угли. Она обтерла руки о фартук и огляделась в поиске своей вышивки. Верити выглядела умной и строгой женщиной. Глаза ее были серыми, а по носу и щекам рассыпались веснушки.