Дочери без матерей. Как пережить утрату

В магистратуре я определила свою будущую сферу деятельности, подумала: «Вот оно. Вот чем я хочу заниматься, и я буду делать это хорошо». Затем меня охватили смешанные чувства. Я представила, что, если бы моя мать была жива, я не получила бы такое признание от уважаемых людей и не начала бы карьеру. В какой-то момент меня осенило. Хотя больше всего хотелось вернуть маму, я не собиралась отказываться от того, чего я добилась после ее смерти. Несколько лет назад я наконец призналась папе: «Наверное, если бы мама была жива, я не добилась бы всего этого». Мне понадобилось 11 лет, чтобы сказать это, потому что я винила себя в том, что наслаждалась жизнью. Папа ответил: «Ты занималась бы тем, чем занимаешься сейчас, потому что ты такая, какая есть. Ты всегда была человеком, который получает все, что хочет». Я не сразу поняла, что, возможно, отец прав. Моя жизнь сложилась бы иначе, если бы моя мать была жива, но я думаю, что все равно жила бы там, где мне хотелось, и занималась любимым делом.

Как и Шила, некоторые дочери думают, что оскорбляют матерей счастливой успешной жизнью после их смерти. Успех отражает отделение, которое они не всегда готовы совершить. 32-летняя Роберта поясняет: «Потеряв маму в 16 лет, я почти ощутила – из любви к ней, – что должна вести ужасную жизнь. Я как бы сказала себе: “Если я люблю свою мать, должна доказать это самой себе, все испортив. Отказавшись от высшего образования. Отказавшись от счастья”». Это еще один способ почтить память матери, но не судьба дочери, а ее выбор. Немногие матери хотели бы, чтобы их дочери принесли себя в жертву.

Если смерть матери дает дочери шанс на более приятную, захватывающую или успешную жизнь, она имеет полное право на такое будущее. Нет ничего позорного в том, что использовать любые доступные средства ради успеха. Нет ничего позорного в том, чтобы превратить утрату в жизнь. Как феникс, птица из мифов, восстающая из пепла, любая дочь без матери может возродиться после трагедии. Чтобы расправить крылья и взлететь.

Эпилог

Мама рассказывала, что секвойи были выше нашего дома, а их стволы – такими огромными, что через них могла проехать машина. «Так и есть, – говорила она. – Маленький туннель насквозь». Мы жили в бывшем яблоневом саду, и все наши деревья плодоносили. Я не могла представить такое высокое или широкое дерево. Но открытки и фотографии, которые мама привезла из поездки с отцом в Северную Калифорнию, подтверждали ее слова. На одной фотографии она стояла рядом с гигантской секвойей красновато-коричневого цвета и радостно махала рукой. Нижние ветви располагались настолько высоко, что даже не поместились в кадре.

Жаль, эти фотографии не сохранились. Я не знаю, где они теперь. Время, переезды и неорганизованность плохо сказались на семейных фотографиях. Большинство я храню в блестящем бумажном пакете в нижнем ящике шкафа в своем доме в Лос-Анджелесе. Я все еще думаю, что однажды соберусь с силами, разложу их на ковре и рассортирую по времени, но эта задача пугает меня всякий раз, когда я пытаюсь к ней приступить. Фотографий – сотни, вероятно, даже тысяча. Они охватывают период между помолвкой моих родителей в 1959 году и последними месяцами жизни матери в 1981 году. Это вся ее взрослая жизнь. Когда я просматриваю карточки, меня не покидают мысли о тех, которые должны быть среди них, но которых нет, – о фотографиях мамы на церемониях вручения дипломов ее детей, мамы с ее внуками, смеющейся мамы с седыми волосами. Сегодня ей было бы 76 лет. Семьдесят шесть… Я не могу протянуть последний образ 42-летней матери так далеко в будущее. Для меня моя мама всегда останется молодой.